Домби и сын

Когда эти размышленія заронились въ капитанскую душу и приняли мало-по-малу соотвтственную форму, его лицо постепенно начало проясняться, какъ пасмурное утро, уступавшее мсто ясному полудню. Его грозныя нахмуренныя брови утратили свой щетинистый видъ и совершенно разгладились; его глаза, почти замкнутые при этой головоломной экзерциціи, открылись и приняли смлое, ршительное выраженіе; его улыбка, образовавшаяся сперва на трехъ ямочкахъ на правой сторон рта и подъ угломъ каждаго глаза, быстро распространились по всему лицу и озарила яркимъ свтомъ величественное чело, такъ что лощеная шляпа гордо поднялась на голов, какъ будто она вмст съ хозяиномъ благополучно сдвинулась съ мели и свободно поплыла въ открытое море. Наконецъ, капитанъ пересталъ грызть ногти и ршительнымъ тономъ сказалъ:

— Ну, Валли, теперь дло кончено. Помоги мн одваться.

Вальтеръ никакъ не могъ понять, отчего капитанъ Куттль оказался на этотъ разъ внимательнымъ къ своему туалету. Надвая галстухъ, онъ распустилъ огромные концы шелковаго платка, на подобіе косы и продлъ ихъ въ массивное золотое кольцо съ изображеніемъ надгробнаго памятника, обведеннаго красивыми желзными перилами, въ память какого-то усопшаго друга. Потомъ онъ вздернулъ воротнички своей рубашки до послднихъ предловъ возможности и украсилъ себя ими, на подобіе лошадиныхъ наушниковъ. Затмъ, сбросивъ башмаки, онъ надлъ превосходнйшую пару полусапожекъ, употребляемую только въ экстренныхъ случаяхъ. Облачившись такимъ образомъ, къ полному своему удовольствію, капитанъ самодовольно посмотрлся въ бритвенное зеркальце, снятое для этой цли со стны, и, взявъ свою сучковатую палку, сказалъ, что готовъ идти.

Походка капитана, когда они вышли на улицу, тоже была величественне обыкновеннаго, но Вальтеръ приписывалъ такую перемну неизбжному вліянію экстренныхъ полусапожекъ и не обращалъ на это большого вниманія. На дорог встртилась съ ними цвточница, и Куттль, вдругь остановившись среди тротуара, какъ будто озаренный счастливою мыслью, купилъ изъ ея корзинки превосходнйшій верообразный букетъ прелестнйшихъ цвтовъ, какіе когда-либо произрастали въ самыхъ рдкихъ оранжереяхъ.

Вооруженный этимъ любезнымъ подаркомъ, предназначавшимся, какъ само собою разумется, для м-ра Домби, капитанъ благополучно дошелъ съ Вальтеромъ до магазина мастера всхъ морскихъ инструментовъ.

— Ну, такъ вы теперь пойдете къ дядюшк? — сказалъ Вальтеръ.

— Да, — отвчалъ капитанъ, желавшій поскоре отвязаться отъ молодого человка, который не долженъ былъ видть, какъ онъ направитъ стопы свои въ домъ м-ра Домби.

— Стало быть, я пойду теперь гулять, чтобы не мшать вамъ.

— Хорошо, дружокъ, хорошо, — отвчалъ капитанъ. — Гуляй себ, сколько хочешь, и чмъ дольше, тмъ лучше.

Вальтеръ, въ знакъ согласія, махнулъ рукой и пошелъ своей дорогой.

Для него было все равно, куда бы ни идти; однако-жъ, онъ хотлъ бы выбраться за городъ, въ какое-нибудь предмстье, чтобы гд-нибудь подъ деревомъ, на свобод помечтать о своей загадочной судьб. Его выборъ палъ на Гапстедъ, и онъ туда отправился по той улиц, гд жилъ м-ръ Домби.

Величавъ и мраченъ былъ домъ м-ра Домби, какъ и всегда. Все было въ немъ тихо и спокойно, какъ въ могильномъ склеп, и только втерь, колыхавшій сторы въ отворенныхъ окнахъ верхняго этажа, былъ признакомъ нкоторой жизни и движенія. Тихо прошелъ Вальтеръ мимо печальнаго жилища, и на душ его сдлалось отрадне, когда онъ очутилсь передъ другими домами.

Ho сдлавъ нсколько шаговъ, онъ оглянулся назадъ и началъ пристально всматриваться въ верхнія окна съ такимъ участіемъ, какое всегда чувствовалъ къ этому мсту посл романическаго ириключенія съ Флоренсой. Въ эту минуту къ воротамъ подъхала небольшая коляска, откуда выскочилъ джентльменъ въ черномъ фрак и съ тяжелою часовою цпочкой. Припоминая посл этого джентльмена съ его экипажемъ, Вальтеръ безъ труда угадалъ въ немъ знаменитаго врача, и дивился, для кого теперь понадобилась его помощь. Но эти мысли не вдругъ пришли ему въ голову. Другія мечты, другія думы занимали его.

Вальтеръ съ удовольствіемъ воображалъ, что, быть можетъ, наступитъ время, когда прекрасная двушка — его старинный другъ, благородный, чувствительный и нжный, напомнитъ о немъ своему брату и заставитъ принять участіе въ его судьб. Впрочемъ, и въ эту минуту его радовали не столько житейскіе разсчеты, сколько утшительная мысль, что прелестное созданіе еще помнить его и всякій разъ встрчается съ нимъ съ видимымъ удовольствіемъ. Но вмст съ тмъ онъ не могъ удалить отъ себя боле основательнаго и зрлаго размышленія, что въ его продолжительное отсутствіе Флоренса, богатая, гордая и счастливая, выйдетъ замужъ и если еще будетъ по временамъ вспоминать о немъ при этомъ новомъ образ жизни, то не боле, какъ о дтской игрушк, которая когда-то ее забавляла.