Доминион. История об одной революционной идее, полностью изменившей западное мировоззрение

Гелиоцентризм явно противоречил учению Аристотеля – тем привлекательнее казался он Галилею. Однако существовал ещё один, более грозный авторитет, который нельзя было с такой же лёгкостью отодвинуть в сторону. В Книге Иисуса Навина рассказывается о том, как Бог приказал Солнцу остановиться. В Псалтири утверждается, что «вселенная тверда, не подвигнется» [695]. По-своему Галилей был глубоко верующим христианином; во всяком случае, он не собирался указывать на ошибки в Библии. Он признавал истинность всего Священного Писания, но считал, что не следует каждый его стих понимать буквально. В защиту своей позиции Галилей мог процитировать – и цитировал – сочинения Отцов Церкви: Оригена, Василия, Августина. «Таким образом, если Писание, как мы выяснили, во многих местах не только допускает, но и с необходимостью требует истолкования, отличного от кажущегося смысла его слов, то мне представляется, что в научных спорах оно должно привлекаться в последнюю очередь» [696].

Ничего нового в этом утверждении Галилея не было. К этому доводу натурфилософы прибегали со времён Абеляра. Но даже его было достаточно, чтобы вызвать раздражение у людей, которым повсюду мерещился адский смрад лютеранства. Инквизиция не имела ничего против отчётов Галилея о наблюдениях, проводившихся им с помощью телескопа, но не могла позволить учёному толковать Священное Писание, как ему вздумается. Всё же, чтобы не выставить себя дураками, римские инквизиторы не пожалели сил на изучение доказательств, предложенных Коперником в защиту своей гипотезы, и на поиски свидетельств того, что она противоречит натурфилософии так же, как и Священному Писанию. Они обратились к виднейшим астрономам и тщательно исследовали мнение различных экспертов по данному вопросу. Наконец 24 февраля 1616 г. комиссия из одиннадцати теологов вынесла взвешенное суждение: неопровержимых доказательств истинности гелиоцентризма нет, следовательно, его можно отвергнуть как учение «глупое и абсурдное с философской и еретическое с формальной точки зрения» [697]. Через пару дней в сторону Галилея был сделан ещё один предупредительный выстрел. Роберто Беллармино, кардинал-иезуит, поднаторевший в борьбе с ересью и считавшийся самым выдающимся богословом своего ордена, пригласил учёного побеседовать в дружеской обстановке. Беллармино вежливо объяснил ему, что дальнейшая пропаганда гелиоцентризма не как гипотезы, а как научно установленного факта будет встречена инквизицией без особого энтузиазма. Астроном, разглядев в улыбке гостеприимного хозяина нечто зловещее, склонил голову перед неизбежным. Секретарь Беллармино записал: «Вышеназванный Галилей согласился и обещал повиноваться» [698].

Требование эмпирических доказательств преследовало безумную гипотезу – и требование эмпирических доказательств победило. Так во всяком случае казалось инквизиции. Рассуждать о том, что Земля вращается вокруг Солнца, по-прежнему никому не запрещалось; сам по себе гелиоцентризм, несмотря на настойчивость членов специальной комиссии, еретическим признан не был. Беллармино заверил Галилея: будут доказательства – и Церковь своё суждение пересмотрит. «Но я не поверю, что такое доказательство может существовать, пока оно не будет мне представлено» [699]. К негодованию Галилея, ответить на этот вызов он был не в силах.