Домочадец

У дома нас встретила Джулия. В комнате Шмитца горел свет. Константинов прогуливался в саду. На веранде нас ждал стол с холодными закусками и красным вином. Фруктовые салаты и взбитые сливки с вишней были приготовлены по заказу Вальтера. Венчал отменно сервированный стол пышный шоколадный торт с причудливой конусной шапкой из белкового крема. Джулия и Стэлла захлопали в ладоши при виде десертного изобилия из меню не самого дешёвого ресторана. И только Константинов, отразив от стёкол очков игольчатый луч садового прожектора, молча приземлился в кресло-качалку и с безрадостным видом посетителя диетических столовых заложил белую с бирюзовым отливом салфетку, накрахмаленную до окаменения.

– Что ж, всё это прекрасно, друзья! – выразил он сухой восторг, окинув стол прищуренным взглядом. – Прошу вас!

В отсутствие Вальтера Константинов позволил себе блеснуть организаторским талантом.

Джулия и Стэлла сели за стол. Но я на веранде не задержался. Ловя боковым зрением застольные перемещения подруг, я проскользнул в открытую дверь и оказался в тёмном проветренном зале. Я взбежал на третий этаж, ворвался в мансарду и с разбега бросился на тахту. Я нервно стиснул твердую подушку и кулаками исколошматил пружинящий безразличный матрас, накрытый противным колючим покрывалом. Мне стоило огромных усилий победить душившие меня слёзы. Дерзкая и нахальная, она была здесь, внизу, среди успевших уже выпить людей, к которым она питала тёплые, чуть ли не родственные чувства. О, как далеко теперь было мне до неё, провозгласившей в моём присутствии беспардонные «неоспоримые» принципы бытия! Само существование их бесило меня и отворачивало от проповедников подобных теорий. То, что Стэлла забавлялась здесь десертами, в то время как я валялся на тахте, простившись со всякими надеждами на благополучное развитие наших отношений, было очередным чудовищным издевательством над моим поруганным достоинством.

– Позвольте спросить, – доносилось с веранды. – Что у вас налито в том хрустальном графине?

Это был голос Константинова.

– По всей видимости, это морс из чёрной смородины, – отвечал подвыпивший Вальтер. – Вера прекрасно его готовит. Угощайтесь!

– Что ж, спасибо. Попробуем, – сделал одолжение Константинов. – Друзья! Знаете, чем прекрасно балтийское лето? – Он замолчал и, видимо, попробовал чернильно-фиолетовое содержимое хрустального графина. – Балтийское лето прекрасно своим морем и песчаными пляжами. Прекрасно оно целебным воздухом и тончайшим ароматом хвойных пород. Старожилам наших мест хорошо известно глубинное чувство причастности к неумолимому бегу природных процессов. – Константинов смолк, дав возможность Джулии блеснуть лингвистическим талантом. – Но Балтика прекрасна и такими мелкими дарами, как лесные ягоды и фрукты с наших любимых дач. Подтверждение тому – наш сегодняшний стол и…

– Да-да, – перебил оратора Вальтер. – Что летом может быть лучше корзинки лесных ягод, оказавшихся у вас на столе. Если тщательно распробовать все эти блюда, то многим из них можно придать статус экзотических. То есть в Европе ещё существует экзотика. Ха-ха, экзотика в Европе?!

Послышался звон бокалов. Пили за живучую европейскую экзотику.

– Позвольте спросить, а где же наш юный художник? – вспомнил обо мне Константинов. – Друзья, наше общение будет неполноценным, если он не почтит наше общество своим вниманием.

– Может, за ним сходить? – поддержала Константинова Джулия.

– Не стоит. Сидите. Я сам схожу.

И Вальтер пошёл за мною. Но я уже был внизу и чуть не столкнулся со Шмитцем в дверях зала. Вальтер выдвинул из-за стола ротанговый стул и требовательным взглядом попросил меня занять своё место. Его встревоженный вид – основательно растрёпанные волосы и сбившийся на бок галстук – выражал единственную мысль: «Ну что же так долго? Тут ведь гости!» Я сел за основательно оскудевший

стол, и Вальтер, демонстрируя живую заботу о своём загадочном воспитаннике, резко придвинул стул (и меня в том числе) к столешнице. Тут же мой бочкообразный фужер наполнился рейнским вином.