Я сомневался в подлинной причастности Лауша к истории дивногорского особняка. Во-первых, в рассказах Шмитца никогда не фигурировала эта фамилия. Во-вторых, уж очень картинно, по-актёрски легко обаял Лауш Анжелу, уставшую от избыточного внимания Вальтера. Что-то влекло этого непропорционального человека в дивногорский дом. Влекло до такой степени, что он искусно внедрил Александра в круги доверчивых курортников и даже свёл его со Стэллой, которая не могла не знать о бесконечных ночных сменах своего ухажёра на аварийном чердаке. Мне невольно подумалось, что и Стэлла была осведомительницей Лауша.
– Я не останусь в Дивногорске, – сказал я твёрдо своим собеседникам. – После всего, что
случилось, мне трудно туда возвращаться, а жить там – тем более невозможно.
– То есть ты едешь в Петербург? – спросила раздражённо Анжела. – Я всё же хотела бы видеть тебя в Дивногорске. Пойми, этот дом стал нашим семейным достоянием. Он такой же твой, как и мой. Это тебе не раз повторял Вальтер. Но обстоятельства сегодня складываются так, что мы можем потерять особняк. Чтобы этого не случилось, пока мы с Увэ будем искать все мыслимые и немыслимые механизмы закрепления дома за нашей семьёй, нам нужен человек, который информировал бы нас о том, что будет твориться вокруг дома после гибели Вальтера. Вдруг его захотят прибрать к рукам местные нувориши? Или городские власти. – Анжела повысила голос. – Вдруг дочерняя структура Вальтера обретёт второе дыхание и сохранит за собой особняк в качестве гостевого дома? А может случиться и так, что завтра появится непрошеный гость из Европы или Америки и заявит о правах на владение домом. В перспективе было бы прекрасно прописать тебя в дивногорских апартаментах. – Анжела мечтательно посмотрела на Лауша. – Мы бы сами там прописались, – дерзко заявила она, – но мы не можем, мы граждане другой страны.
– У вас есть верный агент, – намекнул я грубо на Александра. – Ему можно доверять самые серьёзные дела. Например, он умеет вести видеосъёмку в условиях нулевой видимости, хотя по части конспирации вам следует преподать ему урок.
– Да нет же! – возмутилась Анжела. – Мы не хотим прописывать в доме постороннего человека. Мы хотим сделать тебя полноправным хозяином дома. Помня ваши трепетные, поистине родственные отношения с Вальтером, этот вариант был бы самым справедливым. – Анжела выпустила три замысловатых дымовых кольца, которые вновь потянулись к длинному носу Лауша. – Повторяю, твоё пребывание в доме – временное явление. По окончании университета мы заберём тебя к себе. Ну что ты будешь делать один в ошалевшем Петербурге? Впрочем, и Раушен для тебя – станция промежуточная. Конечно, лучшего места для полного погружения в творчество найти трудно. Ты должен создать в Дивногорске новый мощный цикл картин, ещё более напряжённый и динамичный, чем предыдущий.
– Я больше ничего не должен, – шепнул я себе под нос и резко открыл дверь. – Я еду в Петербург. Желаю удачи в ваших нелёгких начинаниях, а лично вам, Увэ, – наши взгляды столкнулись, и мы уставились друг на друга в ожидании словесной перепалки, – вам я больше не советую заниматься жанром семейных разоблачений. При первой же возможности верну ваш опус и фотографии дам, одна из которых, как я понимаю, вам небезразлична, но, видимо, пока не до такой степени, чтобы не разбрасываться её фотоснимками в нижнем белье.
Анжелу охватил ужас.
– Дорогой, о чём ты? Неужели тебя так сильно задели эти фотографии? Может, мне
нужно было посоветоваться с тобой, прежде чем решиться на этот шаг? Господи, ты такой впечатлительный.
Она картинно заплакала. Лауш бросился её утешать. Он выскочил из машины и ворвался в салон через заднюю дверь.
– Увэ, я не знала, что ты послал эти снимки в Раушен, – причитала Анжела у него на груди. Лауш похлопывал её по плечу огромной синеватой рукой и в оправдание повторял:
– Так нужно было сделать. Нужно.
Эту сцену я наблюдал, стоя под холодным дождём. На мгновенье Анжела вырвалась из цепких поглощающих объятий Лауша и помахала мне, побежавшему к подъезду, мокрым, будто несвежим платком.
– Мы приедем завтра. Утром я тебе позвоню, – послышалось у меня за спиной сквозь плотное монотонное шуршание дождя.
В длинном коридоре VDST было темно и пусто. У распахнутых дверей в номера стояли пластмассовые корзины, набитые обувью, щётками и тюбиками с обувным кремом. В комнате Штефана господствовал мелкий беспорядок. В приоткрытом окне посвистывал ветер. Видимых доказательств вчерашних отчаянных похождений хозяина номера не наблюдалось, как отсутствовал и сам Штефан. Среди записок, приколотых к пробковой доске у зеркала, я нашёл адресованное мне сообщение, в котором кто-то информировал меня о тревожном звонке Вальтера, искавшего меня после ухода с выставки. Очевидно, от студента, пожелавшего для меня остаться неизвестным, Вальтер узнал, что я уехал в Киль.