Домовая любовь

Лиле понравилось, что всё вовремя сложилось. Они с коллегами проверили девелопера. Лиля в блокноте попробовала нарисовать дом, который должен для семьи получиться, немного приукрашивая его, но бросила. Она закрыла сделку молодой семьи, взяла отпуск и уехала к маме. Та, как обычно, переживала, город всё так же серел, рядом с их кварталом выросла большая пятёрочка, пустырь сделался плешивым пространством из-за кустов и молодых деревьев. Ранним утром Лиля проснулась от звуков стрельбы, она выскочила на балкон и, всматриваясь в синюю серость, пыталась осознать, что происходит. Мать натянула одеяло на уши и попросила её спать дальше – на заводе опять съёмки, гады, просили их не снимать ночью. Оказывается, Лилиным бетонно-лесным заводом владел человек и сдавал его для сериальных производств.

Днём она отправилась в Адскую галерею. Ту давно закрасили, но Лиля нашла просвечивающий сквозь серо-розовый слой сосок женщины с демоническими крыльями и кусок разломанного чёрного сердца. Лиля спустилась на пол-этажа на лоджию. Бетонно-лесной завод стал ещё прекрасней, деревья поднялись высоко за край и выплёскивались в небо. Как там куклы? Пугаются ли стрельбы и чужих людей? За забором и за ржавой колючкой, возведённой в честь Лили, вокруг завода вырос лес лиственных деревьев. Завод был самым зелёным пространством в их городе. Лиля почувствовала влажность между ног – то ли от вида её бетонно-лесного завода, то ли оттого, что вспомнила, как трахалась на этой лоджии с Максимом. Стекло, разделяющее её и подъезд, по-прежнему было грязно и разбито, отвалившийся кусок всё так и лежал в межстёколье, Лиля погладила внутреннее окно ладонью, стекло заросло, трещины затянулись, кусок встал на место. На выходе из подъезда Лиля встретила Настю и Артёма. Артём открывал дверь, Настя толкала коляску с младенцем. Да, мама же рассказывала ещё по телефону и давно, что они поженились и теперь живут с Артёмовыми родителями. Про Кристину мать только знала, что она уехала из города и больше не возвращалась. Артём улыбнулся, хотел поздороваться, открыл рот для производства какой-то простой фразы, но выдохнул и закрыл рот обратно. Настя спросила из подъезда, долго ли его ещё ждать, она стояла у лестницы с коляской. Пандусов в этой серии домов не было.

5.

Лиля попросила женщину-библиотекаря добавить ей оклад. Та передала начальнику, конверт чуть потолстел, но не так серьёзно, как ожидалось. Лиля нашла недорогую квартиру на Пресне. Не использовала никаких агентских баз, просто полазила по сайту «Из рук в руки». Кирпичная девятиэтажка, оранжевая, почти напротив католического костёла, недорогая из-за мебели 70-х. Все люди, приезжавшие в Москву, бежали от безвременья, в котором застряли их города и квартиры, и хотели только современности. А Лиле нравилась эта лакированная деревянно-апельсиновая усталая уютность. Пыль стирается, грязь вымывается. Жить одной стало гораздо спокойнее и проще, жить в центре стало гораздо красивее и радостней. Потолок в этой квартире был выше обычного. Серость, спрессованная до давящей из года в год бетонной плиты, вернулась обратно в облако, как в детстве. Лиле стало гораздо проще.

Она долго и много гуляла, смотрела на дичайшее разнообразие, которое позволяла себе Москва в центре: деревянные терема, цвета несъедобного гриба панельки, элитные новые многоэтажки из стекла, элитные новые многоэтажки из кирпича, тёплой серости хрущёвки, их попросторнее предки маленковки, средневековые палаты, конструктивистские утопии, особняки XIX века, сталинские шпили, натурального серого цвета рубленый брутализм, переходные типы от конструктивизма к сталинкам ещё с теми самыми окнами, но уже с высокими башнями. Каждый день Лиля возилась через слова и бумаги с этими (кроме палат и XIX века) домами, этажами, квадратными метрами, несущими стенами, мебелью, договорами, выписками, справками. И разговорами, пониманиями, успокаиваниями.