Домовой, которого любили...

И многое запоминал, а за вечерним чаем рассказывал, ко всеобщему удовольствию.

Помогали ему и толстые книги, в которых были собраны смешные рисунки Бидструба и Линдгрена.

Особенно Иннокентию нравилась у Линдгрена вот какая картинка: воспитательница детского сада — толстая — претолстая тетенька! — привела малышей в лес знакомиться с Природой. Она обхватила дерево руками и ногами, повисла на стволе, голову к малышам наклонила и говорит:

“А вот так, дети, выглядит белочка!”

Но Иннокентий научился смешить и смеяться — ладно! Но он заметил, что и Мария вдруг теперь сама шутила и весело смеялась вместе со всеми!

Как Иннокентий обрадовался этому! Значит душа ее от страхов освободилась!

Иннокентия часто расспрашивали о его, параллельной, Земле.

Он и сам о многом вспоминал, но ведь сразу всего не расскажешь.

— А у вас, Кеша, есть плохие люди? — допытывались дети.

— Бывают! — отвечал Иннокентий.

— Как же вы с ними боретесь?

— А мы не боремся! Они только задумают что-нибудь дурное совершить, а все уже про это знают! Телепатия! Им сразу стыдно становится. Они быстренько прощения просят!..

— А что у вас едят? А какая школа у вас на планете? А у вас теплее, чем у нас?..

— Дайте Иннокентию посидеть спокойно, — сердился Александр, когда вопросы сыпались без удержу.

И все замолкали, а Иннокентий мог спокойно прожевать вкуснейшие морковные котлетки или допить молоко...

Александр теперь не ходил на работу и, положив раненую ногу на стул, почти не отрываясь, сидел за компьютером. И уже было ясно, что он вовремя заканчивает свой роман.

Тем более, что Иннокентий многое им порассказывал вечерами о себе, о своих мечтах стать исследователем параллельного мира, о Высокой Академии, где он уже два года проучился. Часто вспоминал он и о Главном Друге, об обычаях и образе жизни там, где его дом, где все родные, где братья и сестры...

Вот Александр и писал, писал, торопился все это творчески преобразовать и запечатлеть...

У него даже новый герой в романе появился, очень похожий на Иннокентия. И он то и дело призывал Иннокентия в кабинет для консультаций.

Ангелина Степановна теперь в этой удивительной атмосфере, когда в доме никто не ссорился и все любили друг друга, превзошла себя в кулинарном искусстве..

Ее подруги — волшебницы! — тоже помогали ей. Они диктовали по телефону рецепты все новых и новых вкусных блюд, и она вдохновенно готовила эти царские кушанья из самых простых и недорогих продуктов!

А для сына и Дарьюшки она сочиняла особые, витаминные блюда, чтоб они поскорее сил набирались. И они, действительно, на глазах становились крепче и крепче.

Дарьюшка выздоравливала, и в своей комнате грызла сухарики, запивая их разными компотами, и читала целые дни напролет. Даже пыталась читать ночами с фонариком под одеялом.

Она, не отрываясь, прочла “Трех мушкетеров” и тут же стала предлагать Иннокентию:

— Давай играть! Я буду д’Артаньян, Атос, Портос и Арамис! А ты будешь кардинал, Рошфор и миледи. И мы будем бороться против вас...

— Это нечестно, — не согласился Иннокентий. — Я не хочу изображать таких коварных существ!

Дашенька уговаривала его, но он не согласился.

— Ладно! — сказала она. — Я буду д’Артаньяном, а ты — всеми остальными! И хорошими, и плохими!

Но и это ей не удалось.

— Нет! Они все такие агрессивные! Разве можно так грубо проблемы решать!

— Так это же семнадцатый век! — убеждала Дашенька.

Но Иннокентий все равно не согласился, сказал, что он, мол, не сумеет так действовать.

Тогда она обиделась, надула губки и принялась за “Графа Монтекристо”.

А Иннокентий исчез. Казалось, надолго...

Но через некоторое время из-под кресла послышалось завывание.

Потом из-за шкафа вдруг раздалось — “ку-ку!”.

Дарьюшка так увлеклась, что ничего не слышала!

И тут из-под шкафа мяч — скок! — на постель к Дарьюшке...

Тогда она подняла глаза...

Иннокентий немедленно появился перед ней, дернул ее за косичку и потребовал, чтоб она вместо “Графа Монтекристо” занялась английским языком.

— Потом! — отнекивалась она.

Но от Иннокентия было трудно отделаться. Он чувствовал, что прав.

— Ты уже и так отстала от своих одноклассников! — убеждал он ее.

И приходилось заниматься. Ей не хотелось огорчать Кешу отказом. Она считала его самым лучшим, самым добрым в мире Домовым.

А, кроме того, он был очень хорошим учителем: терпеливым и веселым.

И Дарьюшка легко нагнала пропущенные уроки, а потом даже и вперед они пошли.

— Как с тобой хорошо получается! — сама себе не верила она.

Иннокентий радовался и еще больше старался.

— А откуда ты так много иностранных языков знаешь? — удивлялась Даша.

— Я же рассказывал! Как же ты не запомнила?! Я готовился исследователем Земли стать!

— А что, терпения не хватило дождаться, когда вырастешь и выучишься?

— Не хватило, — вздыхал Иннокентий.

— Жалеешь теперь?

— Нет! Только скучаю очень!

— Я тебя понимаю, — сочувственно вздыхала Дарьюшка. — Я бы тоже скучала, если б одна где-то оказалась...

— Впрочем, мне повезло, — быстро утешался Иннокентий. — Сначала бабка Явдошка, а теперь Ангелина Степановна на пути попались, добрые души!

— А мы? — обижалась Дарьюшка.