Дон-Кихот Ламанчский. Часть 1 (др. издание)

Всегда любезная и предупредительная Доротея, видя, какъ непріятно подйствовало за мавританку извстіе, что въ дом не оказалось отдльной комнаты, добродушно сказала ей: «не безпокойтесь, сударыня, о томъ, что эта корчма представляетъ такъ много неудобствъ, что длать? это общее свойство всхъ корчмъ. Но если вамъ угодно будетъ раздлить наше убжище, (она указала за Лусинду), то, быть можетъ, въ продолженіи всей дороги, вы нигд не встртите боле радушнаго пріема.» Ничего не отвчая, незнакомая дана встала со стула и скрестивъ на груди руки, наклонила, въ знакъ благодарности, голову и нагнулась всмъ тломъ. Молчаніе ея окончательно убдило всхъ, что это мавританка, не знающая языка христіанъ; между тмъ плвникъ, занимавшійся до сихъ поръ другимъ дломъ, возвратился къ своей дам, и видя, что она ничего не отвчаетъ окружавшимъ ее со всхъ сторонъ женщинамъ, сказалъ имъ: «двушка эта почти вовсе не знаетъ нашего языка и говорятъ только за своемъ родномъ; поэтому она ничего не можетъ отвтить вамъ.»

— Мы ее просимъ только провести эту ночь въ одной спальн съ нами, отвтила Лусинда. Мы постараемся доставить ей здсь всевозможныя удобства и примемъ ее съ тою заботливостію, съ какою должны принимать иностранца, а въ особенности иностранку.

— Цалую ваши руки за нее и за себя, сказалъ плнникъ, и вполн оцняю ваше лестное предложеніе; оно слишкомъ значительно, принимая во вниманіе мое положеніе и то, кмъ оно сдлано.

— Скажите, пожалуйста, эта дама христіанка или магометанка? спросила Доротея. Ея платье и молчаніе заставляютъ васъ думать, что она не той вры, какой намъ хотлось бы.

— Тломъ и платьемъ она магометанка, отвчалъ плнникъ, во душой истинная христіанка, потому что она пламенно желаетъ быть ею.

— Она, значитъ, не крещенная? сказала Лусинда.

— Пока нтъ, отвтилъ плнникъ, ей некогда было окреститься со времени отъзда вашего изъ ея родины Алжира, и такъ какъ она не подвергалась пока такой опасности, которая побудила бы окрестить ее прежде исполненія извстныхъ обрядовъ, требуемыхъ святой нашей матерью церковью, поэтому она и не торопилась. Но Богъ, я полагаю, скоро дозволитъ окрестить ее съ торжественностью, достойной ея происхожденія, боле высокаго, чмъ это можно предположить, судя по ея костюму.

Слова эти пробудили всеобщее любопытство. Всякій горлъ желаніемъ узнать, кто этотъ плнникъ и эта мавританка; но никто не ршился спросить ихъ объ этомъ тотчасъ же, сознавая, что имъ нужно дать теперь спокойно отдохнуть, а не разспрашивать ихъ, кто они такіе. Доротея взяла за руку мавританку, и усадивъ возл себя, попросила ее снять вуаль. Въ отвтъ за это мавританка взглянула за плнника, какъ бы спрашивая у него, что ей говорятъ и что слдуетъ ей длать? Плнникъ сказалъ ей по арабски, что ее просятъ снять вуаль, и что она хорошо сдлаетъ, исполнивши эту просьбу. Услышавъ это, незнакомка въ туже минуту приподняла вуаль и открыла такое прекрасное лицо, что Лусинда нашла ее прекрасне Доротеи, а Доротея — прекрасне Лусинды; и вс единодушно согласились, что если какая-нибудь женщина могла сравниться. производимымъ ею очарованіемъ, съ Доротеей и Лусиндой, такъ это безспорно, обворожительная мавританка; нкоторые находили ее даже прекрасне двухъ знакомыхъ намъ красавицъ. И такъ какъ красота невольно влечетъ въ себ ваши симпатіи, поэтому вс гости поспшили услуживать очаровательной незнакомк, а донъ-Фернандъ спросилъ у плнника, какъ ее зовутъ?

«Лелйла Зораида», отвтилъ плнникъ; не усплъ онъ, однако, проговорить этихъ словъ, какъ мавританка, догадавшись о чемъ его спрашивалъ христіанинъ, торопливо воскликнула съ какимъ-то очаровательнымъ неудовольствіемъ: «No, no, Zoraida, Maria, Maria,» давая понять, что ее зовутъ Марія, а не Зораида. Эти слова и проникавшій въ душу голосъ мавританки вызвали слезы на глазахъ нкоторыхъ слушателей, а особенно слушательницъ, отъ природы боле нжныхъ и сострадательныхъ, чмъ мужчины.

— Да, да, Марія, Марія, сказала Лусинда, восторженно обнимая ее.

— Si, si, Maria, Zoraida macange, то есть Зораиды нтъ боле, отвчала мавританка.

Между тмъ наступалъ вечеръ, и хозяинъ, по приказанію донъ-Фернанда, постарался приготовить самый лучшій обдъ, какой можно было сдлать въ его дом. Въ назначенный часъ, путешественники ваши услись за длинный, узкій столъ, такъ какъ во всемъ дом не оказалось ни круглаго, ни четыреугольнаго. Первое мсто за столомъ было предложено Донъ-Кихоту, напрасно старавшемуся отклонить отъ себя эту честь; возл него, какъ возл своего рыцаря, помстилась, по желанію Донъ-Кихота, принцесса Миномиконъ. За ними сли: Лусинда и Зораида, а напротивъ донъ-Фернандъ и Карденіо; рядомъ съ дамами помстился священникъ и цирюльникъ; и за тмъ остальныя мста завяли другіе мужчины. За обдомъ, проходившемъ очень весело и уничтожавшимся весьма исправно, вс невыразимо обрадовались, когда Донъ-Кихотъ, переставши сть и движимый тмъ же побужденіемъ, которое заставило его нкогда обратиться съ длинной рчью къ пастухамъ, вознамрился сказать что-то и теперь.