Дон-Кихот Ламанчский. Часть 1 (др. издание)

Нсколько минутъ не умолкали рыданія и продолжалось общее волненіе. Наконецъ Карденіо и Лусинда бросились на колни передъ донъ-Фернандомъ и благодарили его въ такихъ трогательныхъ выраженіяхъ, что растерявшійся донъ-Фернандъ не зналъ, что отвчать имъ, и только обнималъ ихъ съ живйшими знаками любви и раскаянія. Онъ спросилъ посл того Доротею: какъ она попала въ такое отдаленное отъ ея родины мсто? Доротея разсказала ему тоже самое, что незадолго до того разсказала Карденіо; и донъ-Фернандъ и его друзья, восхищенные этимъ разсказомъ, желали, чтобы она все говорила и говорила; съ такою прелестью она передала имъ повсть своихъ несчастій. Посл Доротеи разсказалъ и донъ-Фернандъ все, что случилось съ нимъ съ тхъ поръ, какъ онъ нашелъ на груди Лусинды записку, въ которой она писала, что не можетъ быть его женой, такъ какъ она законная жена Карденіо. «Въ первую минуту я хотлъ убить ее», говорилъ донъ-Фернандъ, «и убилъ бы, еслибъ мн не помшали ея родители. Взволнованный и разъяренный покинулъ я тогда домъ Лусинды, съ намреніемъ страшно отмстить за себя. На другой день я узналъ, что Лусинда исчезла изъ родительскаго дома, и никто не могъ сказать, куда она длась. Только спустя нсколько мсяцевъ стало извстно, что она удалилась въ одинъ монастырь, изъявивъ желаніе провести тамъ всю жизнь, если ей не суждено провести этой жизни съ Карденіо. Узнавши объ этомъ, я пригласилъ съ собою трехъ друзей моихъ и отправился съ ними похитить Лусинду. Скрываясь нсколько времени возл монастыря, изъ предосторожности, чтобы, узнавъ о моемъ прізд, надъ Лусиндой не усилили надзора, я дождался того дня, въ который отворили монастырскія ворота; и тогда, оставивъ двухъ спутниковъ своихъ, на страж, у входа, съ третьимъ отправился въ келью, гд и нашелъ Лусинду, разговаривавшую съ какою-то монахиней. Не давши ей времени опомниться и позвать кого-нибудь на помощь, мы увезли ее въ первую деревню, въ которой достали все нужное для предстоявшей вамъ дороги. Похитить ее было не трудно, потому что монастырь, въ которомъ она скрылась, стоитъ уединенно, вдали отъ людскихъ жилищъ. Увидвъ себя въ моей власти, Лусинда лишилась чувствъ, и потомъ только плавала и вздыхала, упорно отказываясь вымолвить хоть одно слово. Безмолвно рыдая, дохала она до этого дома, ставшаго для меня какъ бы небомъ, въ которомъ забываются и оканчиваются земныя треволненія».

Глава XXXVII

Скрпя сердце слушалъ все это Санчо, потому что вс его надежды на будущія владнія разсялись прахомъ съ той минуты, какъ принцесса Микомиконъ превратилась въ Доротею, а великанъ Пантофиландо въ донъ-Фернанда; а между тмъ господинъ его преспокойно почивалъ себ, не догадываясь о томъ, что происходило вокругъ него. Доротея же, Карденіо и Лусинда врили съ трудомъ, что счастіе ихъ не сонъ; а донъ-Фернандъ благодарилъ небо, извлекшее его изъ того безвыходнаго, повидимому, лабиринта, въ которомъ онъ рисковалъ погубить и честь свою и себя самаго. Вс окружавшія ихъ лица не могли нарадоваться счастливой развязк столькихъ перепутанныхъ происшествій, для которыхъ, казалось, не могло быть удачнаго исхода, и священникъ поздравлялъ каждаго съ тмъ счастіемъ, которое выпало на его долю въ этой общей радости. Громче всхъ радовалась, однако, хозяйка, потому что Карденіо и священникъ общали съ лихвой заплатить за вс убытки, сдланные ей Донъ-Кихотомъ.

Одинъ Санчо, какъ мы уже говорили, скорблъ душою среди всеобщей радости. Съ вытянутымъ, какъ аршинъ, лицомъ, вошелъ онъ въ спальню, проснувшагося, наконецъ, Донъ-Кихота, и сказалъ ему: «ваша милость, господинъ рыцарь печальнаго образа, вы можете спать, теперь, сколько вамъ угодно, отложивши попеченіе убивать великановъ и возвращать царицамъ ихъ владнія, потому что все уже сдлано и поршено.

— Еще бы не сдлано, отвчалъ Донъ-Кихотъ, когда я только что сразился съ великаномъ въ такой ужасной битв, какой мн, быть можетъ, не приведется видть ужъ на своемъ вку. Однимъ ударомъ я отскъ ему голову, изъ которой кровавые ручьи потекли, какъ вода.

— Скажите лучше, какъ вино, замтилъ Санчо, потому что узнайте, ваша милость, если это еще неизвстно вамъ, что убитый великанъ оказался разрзанными вами винными мхами, изъ которыхъ вы пролили не кровь, а тридцать квартъ краснаго вина, отсченная же вами голова великана, это злая судьба моя, родившая меня на свтъ; и пусть отправляется теперь во всмъ чертямъ вся эта штука.

— Что ты плетешь, съ ума ты спятилъ, что ли? воскликнулъ Донъ-Кихотъ.

— Встаньте, ваша милость, встаньте, продолжалъ Санчо, и вы увидите все, что вы надлали здсь, и за что намъ придется порядкомъ заплатить. Увидите вы и царицу Микомиконъ, ставшую простой Доротеей и многое другое, что вроятно удивитъ васъ, если вы еще понимаете хоть что-нибудь.

— Ничего не удивитъ меня, сказалъ Донъ-Кихотъ, потому что если у тебя хорошая память, такъ ты, вроятно, помнишь, говорилъ ли я теб прошлый разъ, когда мы ночевали въ этомъ дом, что все здсь очаровано, и все длается посредствомъ очарованія. Мудрено ли, если и теперь случилось здсь что-нибудь подобное.