Монахи придержали муловъ, и изумленные столько же словами, какъ и фигурой Донъ-Кихота, отвчали ему: «благородный рыцарь, мы не жильцы подземнаго міра и ни порожденье сатаны, а бенедиктинскіе монахи, мирно отправляющіеся по своей дорог; не зная, не вдая о томъ, увозятъ-ли кого нибудь въ этой карет, или нтъ.»
«Меня не провести словами; я знаю васъ, жалкая сволочь», отвчалъ Донъ-Кихотъ, и не долго думая, такъ яростно кинулся съ копьемъ своимъ на одного изъ монаховъ, что еслибъ послдній не догадался быстро соскочить съ мула, то былъ-бы тяжело раненъ, или даже убитъ. Видя это, товарищъ его пришпорилъ мула и быстре втра помчался въ сторону. Въ туже минуту Санчо, поспшно соскочивъ съ осла, кинулся на распростертаго на земл монаха и принялся обирать его. Подоспвшіе на помощь слуги бенедиктинцевъ спросили Санчо, съ какой стати онъ обираетъ монаха? «А съ такой, что я пользуюсь плодами побды, одержанной моимъ господиномъ», отвчалъ оруженосецъ. Не удовольствовавшись этимъ отвтомъ, и видя, что Донъ-Кихотъ поскакалъ къ карет, прислуга монаховъ кинулась на Санчо, повалила его на землю и избила до полусмерти. Между тмъ монахъ, не теряя времени, вскочилъ на мула и дрожа отъ страха, поспшилъ присоединиться къ своему товарищу, отъхавшему довольно далеко, и оттуда наблюдавшему за ходомъ описываемаго здсь приключенія. Увидя себя вмст, монахи продолжали свой путь, безпрерывно открещиваясь, какъ будто сатана слдовалъ по пятамъ ихъ.
Донъ-Кихотъ этимъ временемъ ораторствовалъ у дверецъ кареты бискайской дамы. «Прекрасная дама», сказалъ онъ ей, «вы свободны и можете располагать собою по своеу произволу, потому что безстрашная рука моя наказала дерзость вашихъ похитителей. Но дабы вы знали, кому обязаны своимъ спасеніемъ, то объявляю, что я странствующій рыцарь Донъ-Кихоть Ламанчскій, плнникъ несравненной Дульцинеи Тобозской. Въ благодарность за оказанную мною услугу, я прошу васъ только отправиться въ Тобозо, постить отъ моего имени мою даму, и сказать ей. все, что я для васъ сдлалъ». Одинъ бискаецъ, находившійся въ свит этой путешественницы, раздосадованный тмъ, что герой нашъ задерживалъ карету и не хотлъ пускать ее иначе, какъ подъ условіемъ захать въ Тобозо, приблизился къ нему и, схвативъ его копье, сказалъ ему ломаннымъ кастильскимъ, или еще хуже бискайскимъ языкомъ: «убирайся къ чорту, рыцарь, или клянусь создавшимъ меня Богомъ, я убью тебя, это такъ-же врно, какъ то, что я бискаецъ».
Донъ-Кихоть, понявшій бискайца, хладнокровно отвтилъ ему: «безумецъ! если-бы ты былъ рыцарь, то я ужь наказалъ бы твою дерзость.»
— Я, я не рыцарь! воскликнулъ бискаецъ. Клянусь, ни одинъ христіанинъ не произносилъ еще такой лжи. Если, бросивъ копье, ты обнажишь мечъ свой, то скоре самъ полетишь въ воду, чмъ сбросишь въ нее кошку [4]
.— Увидимъ, сказалъ Донъ-Кихотъ, и, кинувъ копье, онъ обнажилъ мечъ, прикрылся щитомъ и устремился на своего противника, сгарая нетерпніемъ поразить его.
Бискаецъ хотлъ было спрыгнуть съ своего наемнаго, неповоротливаго мула, на котораго трудно было разсчитывать во время битвы, но у него едва хватило времени обнажить мечъ; и еще счастіе его, что, находясь вблизи кареты, онъ могъ выхватить оттуда подушку, замнившую ему щитъ. Вс присутствовавшіе при этой сцен, видя двухъ вооруженныхъ бойцовъ, готовыхъ, какъ смертные враги, напасть одинъ на другаго, пытались было разнять ихъ, но напрасно, потому что бискаецъ грозилъ убить всякаго кто ршится остановить его. Испуганная этой угрозой дама, видвшая въ карет, велла кучеру отъхать на нкоторое разстояніе, и издали смотрла на битву бискайца съ Донъ-Кихотомъ.
Приблизясь къ своему противнику, бискаецъ такъ сильно ударилъ его по плечу, что еслибъ мечъ не наткнулся на щитъ, то онъ насквозь прокололъ бы Донъ-Кихота.