Дон-Кихот Ламанчский. Часть 1 (др. издание)

Въ первой тетради нарисована была битва Донъ-Кихота съ бискайцемъ; оба въ томъ положеніи, въ какомъ мы ихъ оставили, съ занесенными другъ на друга мечами; одинъ, прикрытый своимъ грознымъ щитомъ, другой — подушкой. У ногъ бискайца, мулъ котораго такъ поразительно былъ изображенъ, что его издали можно было принять за наемнаго, написано было — донъ Санчо Азпельтіо; у ногъ Россинанта написано было: Донъ-Кихотъ. Россинантъ былъ мастерски нарисованъ: такой длинный, длинный и тощій, съ такой выдающейся шеей и чахоточной мордой, что онъ вполн оправдывалъ свое названіе. Возл него нарисованъ былъ Санчо, держа за узду своего осла; у ногъ его также красовалась надпись Санчо Занкасъ. Прозвище это, какъ кажется, судя по картин, происходило отъ его брюшка, роста и косолапыхъ ногъ; поэтому должно быть историкъ и называетъ его безразлично то Санчо, то Занкасъ. Можно было бы упомянуть еще о нкоторыхъ мелочахъ, но такъ какъ он сами по себ незначительны и исторія наша нисколько не выиграла бы отъ нихъ въ своей правдивости, — говорю въ своей правдивости, потому что нтъ исторіи, о которой можно было бы сказать что она дурна, если только она истинна, — поэтому я и опускаю ихъ безъ вниманія. Исторію же Донъ-Кихота, если и можно было бы заподозрить по чему нибудь во лжи, то разв потому только, что она написана арабомъ, а арабы, какъ извстно, не особые поклонники правды. Но съ другой стороны, изъ ненависти къ намъ, арабскій историкъ, во многихъ случаяхъ, готовъ былъ бы скоре недоговорить, чмъ перелить черезъ край; таково, по крайней мр, мое мнніе. И дйствительно онъ говоритъ удивительно сжато, или даже молчитъ везд, гд, по моему мннію, ему слдовало особенно распространиться о подвигахъ Лананчскаго рыцаря;.— уловка недостойная историка, обязаннаго быть безпристрастнымъ и правдивымъ, ни на минуту не жертвуя исторической истиной страху, привязанности, корысти и вражд; исторія, это мать истины, хранилище всхъ дйствій человка; она приподымаетъ предъ нами завсу съ прошлаго, полнаго великихъ примровъ для настоящаго и поученій для будущаго. Все это, читатель, найдешь ты въ предлагаемой иною исторіи, и если чего не окажется въ ней, то отвтственность за то должна пасть на автора, а не на переводчика. Оговорившись такимъ образомъ, приступимъ къ изложенію дальнйшей исторіи Донъ-Кихота, начинающейся такъ: при взгляд на мужественныя и ршительныя позы двухъ гордыхъ бойцовъ, стоявшихъ съ занесенными другъ на друга мечами, можно было думать, что они грозятъ аду, небесамъ и земл. Бискаецъ ударилъ первый и притомъ съ такою силою и озлобленіемъ, что еслибъ оружіе не поскользнуло въ его рук, то этотъ ударъ положилъ бы конецъ битв и дальнйшимъ похожденіямъ нашего героя. Но судьба, хранившая его для новыхъ подвиговъ, перевернула мечъ въ рук бискайца такъ, что обрушившись на лвое плечо противника, ударъ обезоружилъ его только съ этой стороны, отскши часть шлема и половину его уха. Кто могъ, великій Боже! описать бшенство Донъ-Кихота, въ минуту почувствованнаго имъ удара! Выпрямившись на стременахъ и стиснувъ обими руками мечъ, онъ нанесъ имъ такой страшный ударъ по голов противника, что у несчастнаго, не смотря на защиту подушки, кровь брызнула изъ носу, ушей и рта, и онъ непремнно повалился бъ на землю, еслибъ, въ минуту удара, не ухватился со всей силой за шею своего мула; вскор, однако, руки его повисли на воздух, ноги потеряли стремена, и испуганный мулъ, не чувствуя боле узды, стремглавъ кинулся въ сторону, сбросивъ съ себя всадника, какъ снопъ, повалившагося на землю.

Увидвъ своего врага, распростертымъ на земл, Донъ-Кихоть, быстро соскочивъ съ лошади, приставилъ къ глазамъ его остріе меча, повелвая ему сдаться, подъ угрозою смерти. Бискаецъ не въ силахъ былъ проговорить ни слова, и озлобленный противникъ не пощадилъ бы его, еслибъ дама въ карет, издали ожидавшая развязки нежданнаго боя, полумертвая отъ страха, не поспшила къ рыцарю съ мольбою пощадить ея оруженосца. «Щажу его, прекрасная дама», отвчалъ Донъ-Кихотъ, «но только съ условіемъ, чтобы онъ далъ мн слово отправиться въ Тобозо, представиться тамъ отъ моего имени несравненной Дульцине и повергнуть себя въ ея распоряженіе».

Ничего не понимая, не зная и не спрашивая, что за существо эта несравненная Дульцинея, дама, ни мало не колеблясь, согласилась на вс условія, предложенныя ей рыцаремъ.

«Пусть же живетъ онъ, покоясь на вашемъ слов«, отвчалъ Донъ-Кихотъ, указывая на бискайца, «пусть будетъ обязанъ вамъ тою милостью, которой онъ недостоинъ былъ за свою надменность».

Глава X