Дон-Кихот Ламанчский. Часть 1

Лусинда къ Карденіо.

«Съ каждымъ днемъ я открываю въ васъ новыя достоинства, заставляющія меня любить васъ болѣе и болѣе. И если вы желаете освободиться отъ бремени вашего долга, только не на счетъ моей чести, то сдѣлать вамъ это очень легко. Отецъ мой знаетъ васъ и любитъ меня, исполнивъ мою волю онъ исполнитъ и вашу если только вы дѣйствительно любите меня, какъ это я думаю, и какъ вы увѣряете.»

Это письмо, продолжалъ Карденіо, заставившее меня предложить руку Лусиндѣ, обратило на нее вниманіе донъ-Фернанда, которому она показалась одной изъ самыхъ умныхъ и милыхъ женщинъ; и оно-же породило въ немъ мысль погубить меня до моей свадьбы. Я оказалъ ему о желаніи родныхъ Лусинды, чтобы предложеніе ей было сдѣлано со стороны моего отца, котораго я не смѣлъ просить объ этомъ, боясь его отказа, не потому, чтобы онъ не цѣнилъ Лусинды, украсившей-бы своей красотой и своими достоинствами любой домъ Испаніи, но я боялся, чтобы онъ не отказалъ мнѣ, не узнавъ прежде, что намѣренъ дѣлать со мною герцогъ Рикардо. Я говорилъ Фернанду, что по этой, да и по другимъ причинамъ, которыя я съ ужасомъ предвидѣлъ, хотя и не ясно сознавалъ, я ни за что не рѣшусь открыть любовь мою отцу; по моему мнѣнію, это значило-бы отказаться навсегда отъ лучшихъ надеждъ своихъ. Донъ-Фернандъ отвѣтилъ мнѣ, что онъ самъ берется переговорить съ моимъ отцомъ и склонить его сдѣлать отъ меня предложеніе родителямъ Лусинды. Вѣроломный, неблагодарный, жестокосердый измѣнникъ! воскликнулъ Карденіо, чѣмъ досадилъ тебѣ этотъ несчастный, который такъ откровенно излилъ передъ тобой радость, надежды и тайну своей души? Что тебѣ сдѣлалъ я? Что сказалъ, что посовѣтовалъ я тебѣ такого, что не послужило-бы тебѣ въ пользу? Но увы! въ чему эти позднія сожалѣнія? Развѣ это-нибудь еще сомнѣвается въ томъ, что несчастіе всегда съ неудержимой быстротой низвергается на насъ съ роковой нашей звѣзды, и нѣтъ такой человѣческой силы, которая-бы могла задержать или не допустить его обрушиться на нашу голову. Кто могъ подумать, чтобы донъ-Фернандъ, человѣкъ столькимъ обязанный мнѣ, любимецъ фортуны, готовой, по первому слову его, вложить ему въ руки то сердце, на которое указала-бы ему любовь его или страсть, задумалъ похитить у меня единственнаго ягненка, которымъ я даже не обладалъ еще. Но, къ чему эти ненужные возгласы, буду продолжать лучше мой разсказъ.

Такъ какъ присутствіе мое препятствовало донъ-Фернанду привести въ исполненіе его безчестные замыслы, поэтому онъ рѣшился послать меня въ своему старшему брату, подъ предлогомъ попросить у него денегъ для уплаты за шесть лошадей, купленныхъ имъ въ тотъ самый день, когда онъ намѣревался говорить отцу моему обо мнѣ; покупка эта была предлогомъ удалить меня и развязать себѣ руки. О, Боже, могъ-ли я предвидѣть его измѣну? Могъ-ли я даже подумать о чемъ-нибудь подобномъ? напротивъ, я отъ души согласился тотчасъ-же уѣхать, восхищенный сдѣланнымъ имъ пріобрѣтеніемъ. Въ туже ночь я переговорилъ съ Лусиндой, сказалъ ей, что намѣренъ сдѣлать для меня донъ-Фернандъ и утѣшилъ ее увѣреніемъ въ скоромъ исполненіи нашихъ ожиданій.