Дон-Кихот Ламанчский. Часть 1

«Когда всѣ собрались, продолжалъ Карденіо, тогда пригласили войти въ залу приходскаго священника. Онъ взялъ за руки жениха и невѣсту, чтобы исполнить надъ ними брачный обрядъ; и когда, обратившись къ Лусиндѣ, онъ проговорилъ эти святыя слова: «желаете ли вы имѣть, стоящаго здѣсь Фернанда своимъ законнымъ мужемъ, по уставу святой нашей матери церкви?» въ эту минуту я высунулъ голову изъ-за занавѣси, и дрожа отъ волненія, весь превратившись въ слухъ. готовился услышать отвѣтъ Лусинды, какъ слово жизни моей или смерти. Но къ чему я не убѣжалъ отъ нее въ эту роковую минуту? къ чему не закричалъ: Лусинда, Лусинда, подумай о томъ, что ты дѣлаешь! вспомни, что ты мнѣ должна! что ты моя, и не можешь быть больше ничьей; что произнося роковое да, ты произносишь мой смертный приговоръ. И ты, измѣнникъ донъ-Фернандъ, укравшій жизнь мою и мое достояніе, чего тебѣ нужно? чего ты хочешь? Иль ты не видишь, что ты не можешь исполнить христіански твоихъ желаній, потому что Лусинда моя жена, а я ея мужъ. Несчастный безумецъ! Теперь, вдали отъ измѣнника, я сознаю, что долженъ былъ дѣлать и чего, однако, не сдѣлалъ; теперь, допустивъ ограбить себя, я тщетно проклинаю грабителя, которому я могъ бы отмстить, если бы у меня хватило тогда столько рѣшимости убить его, сколько теперь — проклинать. Но если я былъ малодушенъ, то въ наказаніе за это, я и долженъ умирать обезчещеннымъ, раскаявающимся, безумнымъ. — Священнику долго пришлось ждать отвѣта Лусинды, и когда я ожидалъ, что она хватится за спрятанный у сердца ея кинжалъ, чтобы остаться вѣрной своему слову, или откроетъ всю правду и вспомнитъ обо мнѣ, вмѣсто того я услышалъ слабый и дрожащій голосъ, произнесшій: да, я желаю. Донъ-Фернандъ сказалъ то же самое, надѣлъ ей на руку обручальное кольцо, и стали они съ этой минуты связаны узами неразрывными. Мужъ подошелъ поцаловать жену, но она, схватившись за сердце, упала безъ чувствъ на руки своей матери.

Теперь мнѣ остается сказать, что дѣлалось со иной тогда, какъ въ роковомъ да погреблись мои надежды, обнаружилась измѣна Лусинды и невозможность возвратить когда-нибудь то, что въ эту минуту я терялъ безвозвратно.