Умолкъ благородный Лотаръ, и смущенный Ансельмъ долго не могъ отвѣтить ни слова. Наконецъ, оправившись, онъ сказалъ ему: «другъ мой! ты видѣлъ съ какимъ вниманіемъ я тебя слушалъ. Въ твоихъ примѣрахъ, сравненіяхъ, словомъ во всемъ, что говорилъ ты, я узнавалъ твой здравомыслящій умъ, твое дружеское желаніе вразумить меня. Я согласенъ, что не внимая твоимъ совѣтамъ, упорствуя въ моемъ намѣреніи, я отказываюсь отъ хорошаго для дурнаго. Но, что дѣлать? смотри на меня какъ на больнаго, одержимаго болѣзнью, испытываемою беременными женщинами, чувствующими, порой, желаніе ѣсть землю, глину, уголь и много другихъ несравненно худшихъ вещей, возбуждающихъ въ здоровомъ человѣкѣ отвращеніе однимъ своимъ видомъ. Нужно же попытаться вылечить меня; и это не трудно. Начни только, мой другъ, призрачно ухаживать за Камиллой, она, конечно, не до такой степени ужь слаба, чтобы уступить первому давленію, и этой легкой попыткой ты вполнѣ успокоишь меня и выполнишь обязанности, наложенныя на тебя нашей дружбой. Лотаръ! ты долженъ уступить мнѣ, иначе, увлекаемый моимъ намѣреніемъ, я обращусь за помощью къ кому-нибудь другому, и тогда, дѣйствительно, лишу себя той чести, которую ты стараешься сохранить мнѣ. Ты же, если минутно и уронишь себя во мнѣніи Камиллы, начавъ ухаживать за нею, это ничего не значитъ, потому что какъ только мы встрѣтимъ въ ней ожидаемый отпоръ, ты тотчасъ же откроешь ей наши намѣренія, и возвратишь себѣ ея прежнее уваженіе. Лотаръ! если рискуя пустякомъ, ты можешь оказать мнѣ такое несравненное одолженіе, то останешься ли по прежнему глухъ къ моей просьбѣ? Исполни ее, какія бы препятствія она не представляла твоему воображенію, и вѣрь, что едва ты начнешь игру, какъ я уже сочту ее выигранной. Видя упорство Ансельма, не находя болѣе доводовъ поколебать его, страшась, чтобы онъ не исполнилъ своей угрозы, и не обратился бы съ просьбой своей къ кому-нибудь другому, Лотаръ согласился, во избѣжаніе худшаго зла, исполнить просьбу друга, съ твердымъ намѣреніемъ, однако, повести дѣло такъ, чтобы удовлетворить Ансельма, не трогая сердца Камиллы. Онъ просилъ только никому не говорить объ этомъ, брался устроить дѣло самъ и обѣщалъ начать его при первомъ удобномъ случаѣ. Восхищенный Ансельмъ сжалъ Лотара въ своихъ объятіяхъ, и не находилъ словъ благодарить его, какъ будто тотъ дѣлалъ ему какое-то неслыханное одолженіе; послѣ чего друзья рѣшились не медлить и приступить къ дѣлу съ завтрашняго же дня. Ансельмъ обѣщалъ доставить Лотару случай остаться наединѣ съ Камиллой, а также деньги и подарки къ усиленію соблазна. Онъ совѣтовалъ Лотару устраивать въ честь ея серенады и писать ей хвалебные стихи, предлагая, въ случаѣ нужды, самъ сочинять ихъ. Лотаръ согласился на все, полный совершенно не тѣхъ намѣреній, орудіемъ которыхъ хотѣли его сдѣлать. За тѣмъ друзья наши отправились къ Ансельму, гдѣ застали Камиллу, встревоженную долгимъ отсутствіемъ своего мужа, возвратившагося домой позже обыкновеннаго. Лотаръ вскорѣ ушелъ, столько же встревоженный предстоявшимъ ему дѣломъ, изъ котораго онъ не находилъ возможности выпутаться съ честью, сколько Ансельмъ былъ доволенъ тѣмъ же, что такъ тревожило его друга. Ночью Лотаръ придумалъ, однако, средство удовлетворить Ансельма, не оскорбляя его жены.