Никакая тайна, Ансельмъ, не отведетъ отъ тебя твоихъ мукъ. Ты станешь неумолчно рыдать, но не слезами, льющимися изъ глазъ, а слезами кровавыми, проливаемыми сердцемъ, — которыми плавалъ, но словамъ поэта, извѣстный докторъ, задумавшій пройти черезъ тину, обойденную благоразумнымъ Рейнольдомъ [9]
; эпизодъ, хотя и принадлежащій къ вымысламъ поэзіи, но полный смысла, изъ котораго намъ не мѣшало бы извлечь для себя полезный примѣръ. Но, быть можетъ, то, что я сейчасъ скажу, откроетъ тебѣ, наконецъ, глаза и остановитъ тебя на пути къ твоей сумазбродной цѣли. Ансельмъ! еслибъ небо или случай сдѣлали тебя обладателемъ великолѣпнѣйшаго брилліанта, еслибъ качества его удовлетворяли самаго взыскательнаго ювелира и о немъ всѣ кричали въ одинъ голосъ, что, по блеску и по чистотѣ своей воды, онъ совершененъ настолько, на сколько можетъ быть совершенъ камень; еслибъ ты самъ, притомъ, раздѣлялъ общее мнѣніе, скажи, неужели у тебя могло бы родиться безразсудное желаніе положить его подъ молотокъ и попробовать: такъ ли онъ твердъ, какъ о немъ говорятъ? Если бы камень выдержалъ это безумное испытаніе, онъ не выигралъ бы отъ этого ни въ блескѣ, ни въ цѣнности; еслижъ бы онъ разбился, что легко могло случиться, тогда ты не только лишился бы всего своего богатства, но еще прослылъ бы за полуумнаго. Другъ мой! въ глазахъ свѣта и въ твоихъ собственныхъ, брилліантъ этотъ — Камилла; подумай же до какой степени безумно подвергать его возможности разбиться. Если жена твоя выдержитъ задуманное испытаніе, отъ этого она не станетъ прекраснѣе; если же она падетъ, тогда подумай, пока есть еще время, что станется съ этой обезчещенной женщиной? И не будетъ ли и тебя ежеминутно терзать мысль, что ты обдуманно погубилъ себя и ее? не забывай, въ мірѣ нѣтъ ничего драгоцѣннѣе честной женщины; честь же женщины состоитъ въ добромъ мнѣніи о ней; и въ этомъ отношеніи жена твоя стоитъ на самой высокой ступени, Не безумно ли, послѣ этого желаніе твое подвергнуть испытанію всѣми признанную правду? неужели ты не знаешь, что женщина — существо слабое; что отъ нее необходимо всевозможными средствами отводить искушенія и не ставить на пути ея преградъ, о которыя она можетъ споткнуться; напротивъ, ей нужно доставлять возможность легко и вѣрно приближаться къ тому совершенству, котораго ей не достаетъ, и вѣнцомъ котораго почитается ея честь. Ты же хочешь опутать ее искушеніями и стараешься всѣми силами доставить ей возможность упасть. Естествоиспытатели называютъ горностаемъ маленькое животное, замѣчательное снѣжной бѣлизной своей шерсти, и говорятъ, что охотники его ловятъ такимъ образомъ: узнавъ мѣсто, по которому онъ обыкновенно проходитъ, они наполняютъ это мѣсто грязью, и потомъ наталкиваютъ на него горностая; горностай ни за что не ступитъ въ грязь; онъ позволитъ взять себя, рѣшится потерять жизнь и свободу, но не запачкаетъ своей бѣлоснѣжной шерсти, дорожа ея чистотой больше, чѣмъ свободой и жизнью. Другъ мой! Благородная женщина подобна — горностаю: душа ее чище снѣга, и тотъ, кто дорожитъ этой чистотой, кто желаетъ сохранить ее до конца, не долженъ поступать съ ней какъ охотникъ съ горностаемъ; онъ не долженъ разсыпать на ея пути своего рода грязи: подарковъ и любезностей восторженныхъ любовниковъ. Какъ знать? она, быть можетъ, не найдетъ въ себѣ достаточно силъ разбить эти преграды. Ихъ необходимо устранять, показывая ей лишь красоту добродѣтели и блескъ незапятнанной чести. Добродѣтельная женщина: это драгоцѣнное зеркало, сіяющее и чистое, не помрачаемое самымъ легкихъ дыханіемъ. Съ женщиной нужно поступать какъ съ мощами — боготворить — не прикасаясь къ ней; ее нужно охранять, какъ полный розъ, прекрасный цвѣтникъ, которыми хозяинъ позволяетъ любоваться, но не распоряжаться; довольно, если прохожимъ не возбранено восхищаться сквозь рѣшетку этимъ пышнымъ садомъ и вдыхать его душистый воздухъ. Напослѣдокъ я хочу прочитать тебѣ одни, оставшіяся у меня въ памяти стихи, изъ какой-то старой комедіи. Они чрезвычайно кстати могутъ быть повторены теперь. Маститый старецъ совѣтуетъ отцу одной молодой дѣвушки держать ее въ заперти, подъ строгимъ присмотромъ, и между прочимъ говоритъ: