Дон-Кихот Ламанчский. Часть 2

— Я, отвѣчалъ незнакомецъ, здѣшній гидальго, живу, недалеко отсюда въ деревнѣ, въ которую прошу васъ завернуть сегодня на обѣдъ. Фамилія моя донъ-Діего де-Мирандо; человѣкъ я, слава Богу, достаточный, и окруженный друзьями, провожу дни въ моемъ семействѣ. Люблю охоту и рыбную ловлю, но не держу ни соколовъ, ни своръ гончихъ, а довольствуюсь лягавой собакой и смѣлымъ, проворнымъ хорькомъ. Есть у меня библіотека томовъ въ семьдесятъ испанскихъ и латинскихъ книгъ, частью историческихъ, частью духовныхъ; рыцарскія книги, правду сказать, не переступали порога моего дома. Мірскія книги перелистываю я чаще духовныхъ, если только нахожу сочиненія полезныя, интересныя и написанныя хорошимъ языкомъ, къ несчастію, въ Испаніи такихъ найдется очень немного. Часто обѣдаю у моихъ друзей и сосѣдей, еще чаще приглашаю ихъ къ себѣ. Держу прекрасный столъ, не люблю дурно говорить о людяхъ, и не люблю слушать когда при мнѣ дурно говорятъ о нихъ; не узнаю, какъ кто живетъ, и вообще не сужу чужихъ дѣлъ. Хожу ежедневно къ обѣднѣ, удѣляю отъ избытковъ моихъ часть бѣднымъ, но не трублю объ этомъ во всеуслышаніе, страшась, чтобы тщеславіе и лицемѣріе, такъ незамѣтно овладѣвающія самыми смиренными сердцами, не нашли доступа и въ мое. Стараюсь быть миротворцемъ, молюсь нашей Богородицѣ и, во всѣ минуты жизни моей, уповаю за безграничное милосердіе Господа Бога.

Санчо очень внимательно выслушалъ все, что говорилъ гидальго о своихъ занятіяхъ и жизни. Находя, что человѣкъ этотъ велъ вполнѣ богобоязненную жизнь, и полагая, что всякій проживающій такъ свой вѣкъ долженъ творить чудеса, оруженосецъ соскочилъ съ осла, поспѣшилъ схватить стремя господина въ зеленомъ платьѣ, и со слезами на глазахъ, полный глубокаго умиленія, облобызалъ ему ноги нѣсколько разъ.

— Что ты, что ты, Господь съ тобой, что за поцалуи такіе — говорилъ изумленный донъ-Діего.

— Дозвольте, дозвольте мнѣ лобызать васъ, говорилъ Санчо, потому что я вижу въ васъ перваго святаго, верхомъ на конѣ.

— Помилуй, какой я святой, отвѣтилъ гидальго, напротивъ — я великій грѣшникъ. Скорѣе — ты, мой другъ, судя по твоему умиленію и довѣрчивости, долженъ быть причисленъ къ числу праведныхъ.

Санчо вернулся наконецъ къ своему ослу, заставивъ улыбнуться самого меланхолическаго Донъ-Кихота и изумивъ донъ-Діего.

Рыцарь между тѣмъ спросилъ своего спутника, сколько у него дѣтей? замѣтивъ при этомъ, что одно, въ чемъ древніе философы, непросвѣтленные познаніемъ истиннаго Бога, постигали Его, это въ обладаніи богатствами природы и фортуны, во множествѣ друзей и добрыхъ дѣтей.

— У меня всего одинъ сынъ, отвѣчалъ Донъ-Діего, да и тотъ не особенно меня радуетъ. Не скажу, чтобы онъ былъ золъ, но онъ не такъ добръ, какъ я бы желалъ. Ему восемнадцать лѣтъ, изъ нихъ шесть послѣднихъ онъ провелъ въ Саламанкѣ, изучая латинскій и греческій языки. Теперь же, когда ему слѣдовало приступить къ изученію другихъ наукъ, я увидѣлъ, что весь онъ до того погруженъ въ поэзію — если только она можетъ быть названа наукой — что я не вижу никакой возможности заставить его заняться изученіемъ права, или теологіи, этой царицы всѣхъ наукъ. Мнѣ хотѣлось, чтобы онъ былъ избраннымъ въ нашемъ родѣ, потому что, благодаря Бога, мы живемъ въ такомъ вѣкѣ, когда вѣнценосцы по царски награждаютъ извѣстныхъ своими добродѣтелями ученыхъ и писателей; я сказалъ добродѣтелями, потому что талантъ и наука безъ добродѣтели, это тотъ же перлъ въ навозной кучѣ. Между тѣмъ сынъ мой проводитъ все время, разбирая дурно или хорошо выразился Гомеръ въ такомъ или въ такомъ то стихѣ Иліады, такъ или иначе нужно понимать извѣстное мѣсто у Виргилія, и тому подобное. Гомеръ, Виргилій, Ювеналъ, Тибуллъ, Горацій и другіе древніе поэты овладѣли имъ окончательно. На нашихъ собственныхъ поэтовъ онъ, правду сказать, мало обращаетъ вниманія, хотя теперь у него голова идетъ кругомъ отъ одного четверостишія, присланнаго ему изъ Саламанки, на которое онъ долженъ написать цѣлое стихотвореніе, если не ошибаюсь, на конкурсъ.