— Такіе большіе, что приставленный къ нимъ сторожъ говоритъ, будто подобныхъ еще никогда не перевозилось изъ Африки въ Испанію. Я тоже на своемъ вѣку перевозилъ довольно львовъ, но такихъ, какъ эти, не приводилось видѣть мнѣ. Здѣсь есть левъ и львица; левъ — въ передней, львица — въ задней клѣткѣ, они теперь проголодались, потому что съ самаго утра у нихъ не было ни куска во рту. поэтому прошу вашу милость дать намъ дорогу, чтобы поскорѣе поспѣть намъ куда-нибудь, гдѣ бы мы могли накормить ихъ.
— Хмъ! сказалъ съ улыбкой Донъ-Кихотъ, для другихъ львы, а для меня значитъ львенки, для меня львенки…. повторялъ онъ, но мы сейчасъ увидимъ, и волшебники увидятъ это вмѣстѣ съ нами, таковскій ли я человѣкъ, чтобы испугаться львовъ. Такъ какъ ты, любезный, продолжалъ онъ, обращаясь въ сторожу, приставленъ къ нимъ, то сдѣлай одолженіе, открой клѣтки и выпусти оттуда своихъ звѣрей. Я покажу наконецъ, презирая всевозможными волшебниками, напускающими на меня львовъ, я покажу, окруженный этими самыми львами, кто такой Донъ-Кихотъ Ламанчскій.
— Ба, ба! подумалъ донъ-Діего, должно быть творогъ въ самомъ дѣлѣ размягчилъ рыцарю черепъ.
Санчо между тѣмъ подбѣжавъ къ донъ-Діего завопилъ: «ради Создателя міра, ваша милость, сдѣлайте какъ-нибудь, чтобы господинъ мой не сражался съ этими львами; иначе они всѣхъ насъ разорвутъ въ куски».
— Да развѣ господинъ твой полуумный, отвѣчалъ донъ-Діего, и ты вправду думаешь, что онъ вступитъ въ бой съ этими страшными звѣрями.
— Нѣтъ, онъ не то, чтобы полуумный, но только смѣлъ, какъ настоящій полуумный, сказалъ Санчо.
— Не безпокойся; я постараюсь, чтобы онъ умѣрилъ на этотъ разъ свою смѣлость, перебилъ донъ-Діего, и приблизясь къ безстрашному рыцарю, настаивавшему, чтобы львовъ тотчасъ же выпустили изъ клѣтокъ, сказалъ ему: «милостивый государь! странствующіе рыцари должны вдаваться только въ такія приключенія, которыя могутъ сулить какой-нибудь успѣхъ, хотя бы самый слабый, но не въ такія, которыя не обѣщаютъ никакого. Смѣлость, переходящая въ безразсудную дерзость, болѣе походитъ на безуміе, чѣмъ на мужество. Къ тому же этихъ львовъ везутъ вовсе не противъ васъ, а въ подарокъ королю, и съ вашей стороны было бы нехорошо причинить какую бы то ни было задержку отправленію такого подарка.
— Милостивый государь! отвѣчалъ Донъ-Кихотъ, занимайтесь вашими лягавыми и смѣлыми хорьками и не мѣшайтесь въ чужія дѣла. Позвольте ужъ это мнѣ знать, кому посылаются эти львы. Обратясь затѣмъ въ возницѣ, рыцарь сказалъ ему: «клянусь, донъ-колдунъ, если вы сію же минуту не отопрете клѣтокъ, то я пригвозжу васъ этимъ копьемъ къ вашей повозкѣ«.
Несчастный возница, видя такую рѣшимость вооруженнаго съ ногъ до головы привидѣнія, сказалъ Донъ-Кихоту: «позвольте мнѣ, ваша милость, отпречь только муловъ и убраться съ ними худа-нибудь въ безопасное мѣсто, потому что если ихъ растерзаютъ львы, тогда мнѣ нечего будетъ дѣлать на свѣтѣ; повозка и мулы, это все мое богатство.
— О человѣкъ слабой вѣры, отвѣчалъ Донъ-Кихотъ; отпрягай своихъ муловъ и дѣлай что знаешь, но только ты скоро убѣдишься, что ты могъ обойтись безъ всякихъ предосторожностей. Въ ту же минуту возница спрыгнулъ на землю и принялся торопливо отпрягать муловъ, между тѣмъ какъ товарищъ его громко сказалъ окружавшимъ его лицамъ: беру васъ всѣхъ въ свидѣтели, что я отворяю клѣтки и выпускаю львовъ противъ моей воли, вынужденный въ тому силою и объявляю этому господину, что онъ одинъ будетъ отвѣчать за весь вредъ, который причинятъ эти львы, за слѣдующее мнѣ жалованье и ожидаемыя мною награды. Теперь, господа, прошу васъ поспѣшить укрыться куда знаете, потому что я отворю сейчасъ клѣтку. Самъ я останусь здѣсь; меня львы не тронутъ».
Донъ-Діего пытался было еще разъ отклонить Донъ-Кихота отъ его безумнаго намѣренія, замѣтивъ ему, что рѣшаться на такое безумство значитъ испытывать самого Бога, но Донъ-Кихотъ отвѣчалъ, что онъ знаетъ, что дѣлаетъ.
— Берегитесь, милостивый государь, увѣряю васъ, вы страшно ошибаетесь, проговорилъ въ послѣдній разъ донъ-Діего.
— Милостивый государь, сказалъ ему Донъ-Кихотъ, если вам не угодно быть зрителемъ этой, готовой разыграться здѣсь, по вашему мнѣнію, кровавой трагедіи, такъ пришпорьте вашу сѣрую въ яблокахъ кобылу и удалитесь въ какое-нибудь безопасное мѣсто.
Услышавъ это Санчо сталъ. въ свою очередь, со слезами на пазахъ, умолять своего господина отказаться отъ ужаснаго предпріятія, въ сравненіи съ которымъ и вѣтренныя мельницы, и приключеніе съ сукновальницами и всѣ остальныя приключенія рыцаря были сущею благодатью небесной. «Одумайтесь, ради-Бога, одумайтесь, ваша милость», говорилъ Санчо; «здѣсь право нѣтъ никакихъ очарованій и ничего похожаго на нихъ. Я собственными глазами видѣлъ за рѣшеткою лапу настоящаго льва, и, судя по этой лапищѣ, думаю, что весь левъ долженъ быть больше иной горы».