Донос без срока давности

Он захохотал, направился к двери, на пороге обернулся и направил на Фёдора сложенную пистолетом пятерню. – Кх-х!

Ещё немного порывшись в кочевских бумагах, Фёдор забрал отобранную стопку, прошёл в заежку и сложил документы в свой портфель. Запер дверь, положил ключ в карман и отправился на обед, а после решил навестить наконец начальника лагпункта Керчетова. Хотелось понять, а как он оценивает кулачное усердие оперов. Увы, Керчетова не оказалось ни в штабе, ни на квартире. Зато за бараком, где он проживал, слышался весёлый гомон, и Фёдор, любопытствуя, устремился туда. Увидел немудрёный стадиончик, где в самом разгаре шла футбольная баталия. И, увлёкшись, Фёдор завис среди прочих болельщиков на добротно сколоченном ярусе деревянных скамеек. После снова зашёл домой к начальнику лагпункта, но опять безрезультатно.

Подумав, Фёдор направился в санчасть. Весь день отгонял от себя эту мысль, но не удержался: не давало покоя состояние Михайлова, да и Елина тоже. Свербило какое-то чувство виноватости, ведь всё на его, Фёдора, глазах происходило. В санчасти встретили настороженно. Впрочем, Фёдору было на это наплевать. Удостоверившись, что оба более-менее в порядке, обошёл другие палаты-камеры, сопровождаемый угрюмо молчащей медсестрой. Расспрашивать ни о чём не стал – картина и так была красноречивой: собственно больных практически не было, зато избитых и покалеченных хватало.

На ужин Фёдор не пошёл. Что-то давило и тревожило, но вот что? С этими чувствами вернулся в заежку, сунул было ключ в замочную скважину, но дверь оказалась не заперта. С порога Фёдор кинулся к своему портфелю – собранных бумаг в нём не было! И тут же перед глазами встал ухмыляющийся Завьялов с пятернёй-пистолетиком: «Кх-х!..»

До полуночи Фёдор просидел на кровати, чутко прислушиваясь ко всем звукам, а потом осторожно растворил окно, вылез наружу и ушёл в ночь…

Он пройдёт сорок километров, выйдет к ближайшей от Букачачи железнодорожной станции и уедет в Читу. Обо всём доложит своему начальнику Матюхину. Тот прикажет молчать. Но через несколько дней в Чите появятся Кочев и Завьялов и станут открыто угрожать Макаренко. Тогда он добьётся приёма у начальника УНКВД.

Откровения Фёдора для Хорхорина новостью не стали. Ещё в марте подсиживающий Матюхина Балашов преподнёс начальнику управления справочку: «Конфиденциально доношу, что в ОМЗ поступают сведения о грубейших нарушениях норм УПК при проведении следствия в Букачачинской КМР. Расследованием установлено: при допросах обвиняемых применялись избиения арестованных, допускались подделки подписей арестованных, полная фальсификация протоколов допроса обвиняемых и свидетелей…» Другими словами, ситуация Хорхорину была известна, зарвавшихся сотрудников даже предупредили, но, судя по рассказу Макаренко, «букачачинские ребята» предупреждениям из Читы не вняли.

– Самое тщательное расследование! Вывернуть шкуры наизнанку! – приказал Хорхорин особоуполномоченному Перскому. – Если из-за этих идиотов зона встанет на дыбы – нам такого Москва не простит! Не могут срать, не хрен мучить жопу! Меры физического воздействия никто не отменял, но партия предостерегает, чтобы только в крайнем случае, а здесь что? Бесстыдно и открыто попираются элементарные нормы соцзаконности! В общем, так: потянут на трибунал – значит, в трибунал! А то, ты смотри, прыщи лагерные, а как распоясались! Вот на примере этих дураков и других поучим, чтоб не расслаблялись и не вываливали напоказ свою ретивость…

– Макаренко в бригаду включать?

– Перский… – поморщился начальник управления. – На хрена он тебе сдался? Сними с него допрос, да и пошёл он… От таких правдоискателей тоже надо избавляться. Подберите ему формулировочку на увольнение. Что-то типа: не выполнил служебное задание, самовольно покинул место командировки… Ну да что мне тебя учить.

Перский «снял допрос» с Фёдора Макаренко. Так «снял», что после допроса Фёдор решил: посадят! «Ну ты и открыл дело! – орал на него особоуполномоченный. – И что, думаешь, сам чистенький? Да ты дезертир самый настоящий! Чекистскую форму носишь, а чего же смалодушничал? Чего сбежал? А может, всё по-другому было? Мне вот Матюхин доложил, что жаловались ему по телефону из Букачачи на тебя: пьянствует, болтается неизвестно где, вместо службы на стадионе околачивается, внештатников запугивает… Всё проверю, Макаренко! Если подтвердится – под трибунал пойдёшь!..»