Донос без срока давности

В самых расстроенных чувствах вернулся в тот день Фёдор домой. Попросил у сестры нитки, иголку, ножницы. Заперся в своей комнатёнке, распорол брюки и зашил в гачу небольшой узкий ножик: «Если посадят – покончу жизнь самоубийством». А наутро, как в лихоманке, затрясся. Сестра вызвала неотложку, и Фёдора увезли в больницу.

Через несколько дней он выйдет на службу и будет огорошен известием, что уволен из органов внутренних дел по болезни.

После месячных мытарств в поисках работы сможет устроиться директором по АХЧ, а проще говоря, завхозом в читинскую городскую больницу.

Глава шестая. Перский, июль 1938 года

…ЦК ВКП разъясняет, что применение физического воздействия в практике НКВД было допущено с 1937 года с разрешения ЦК ВКП. При этом было указано, что физическое воздействие допускается, как исключение, и притом в отношении лишь таких явных врагов народа, которые, используя гуманный метод допроса, нагло отказываются выдать заговорщиков, месяцами не дают показаний, стараются затормозить разоблачение оставшихся на воле заговорщиков, – следовательно, продолжают борьбу с Советской властью также и в тюрьме. Опыт показывает, что такая установка дала свои результаты, намного ускорив дело разоблачения врагов народа… Известно, что все буржуазные разведки применяют физическое воздействие в отношении представителей социалистического пролетариата, притом применяют его в самых безобразных формах. Спрашивается, почему социалистическая разведка должна быть более гуманной в отношении заядлых агентов буржуазии, заклятых врагов рабочего класса и колхозников? ЦК ВКП считает, что метод физического воздействия должен обязательно применяться и впредь, в виде исключения, в отношении явных и неразоружившихся врагов народа, как совершенно правильный и целесообразный метод. ЦК ВКП требует от секретарей обкомов, райкомов, ЦК нацкомпартий, чтобы они при проверке работников НКВД руководствовались настоящим объяснением.

Из шифрограммы секретаря ЦК ВКП(б) И. В. Сталина секретарям обкомов, крайкомов, ЦК нацкомпартий, наркомам внутренних дел, начальникам УНКВД (№ 26/ш от 10.01.1939 г.)

– Вот что, Кусмарцев, обвинение тебе предъявлено, так что давай не юли, а подумай хорошенько и чистосердечно выкладывай, кто, где, когда и при каких обстоятельствах завербовал тебя в контрреволюционную организацию, кого ты знаешь участников этой организации.

– Да вы что тут, совсем?! Перский! Ты же меня знаешь…

– Зачитываю снова: «Гражданин Кусмарцев Григорий Павлович, пробравшись в органы НКВД, систематически занимался контрреволюционной антисоветской деятельностью, в связи с чем подлежит аресту и привлечению к уголовной ответственности по статьям пятьдесят восемь-один, пункт “а”, и сто девяносто три-семнадцать, пункт “б”, УК РСФСР». Что непонятного?

Да уж какие тут непонятки. Когда через две ночи на третью Григория опять подняли из одиночки в кабинет Перского, он уже не испытывал даже намёка на ожидание чуда: а вот сейчас в кабинете с высоким потолком, украшенном купеческой лепниной с претензией на итальянское барокко или какое-то там французское рококо, восторжествует справедливость. Объявят, что он, Григорий Кусмарцев, делу партии и соввласти – самый преданный боец. И слова соответствующие скажут, и возьмут на короткий чембур местную управленческую сволоту… Возьмут… А кто возьмёт? Да пока с луны ли, с Москвы ли такая фигура свалится… Не было бы поздно… Таких примеров!.. В душе – прямо физически ощущал это – росло тупое безразличие.