Читаем Донос без срока давности полностью

Но желание поязвить уже было смазано. Одним этим «сбегу». Перский с ненавистью глянул на Григория. Другое спецсообщение, не так давно полученное начальником управления и доведённое им только до своих заместителей и начальников оперативных отделов, и так вывернуло наизнанку предчувствием новой кадровой чистки: Москва скупо проинформировала, что в ночь на 13 июня к японцам сбежал начальник УНКВД по Дальневосточному краю комиссар госбезопасности 3-го ранга Люшков. Уже через сутки именно так подтвердилось исчезновение Люшкова на границе с Маньчжурией[21]. Перский через своих знакомых в центральном аппарате НКВД старался держать руку на пульсе и быстро сообразил, что надо сработать на опережение – самим вскрыть пробравшихся в органы врагов, не дожидаясь, когда в Чите начнёт мести московская метла.

Схема в его воображении уже вырисовывалась. В управлении выявлен немецкий и японский шпион Кусмарцев, завербованный бывшим дипломатическим агентом наркомата иностранных дел в Чите Бровциновым, раскинувшим сеть в Иркутске и Забайкалье и давшим установку Кусмарцеву разваливать работу органов в районах. Сюда и сретенские кулачные умельцы приплюсуются, и букачачинские субчики, да и местные тюремные деятели из отдела мест заключения и Читинской тюрьмы. Вот на всю эту публику и списать топорную подготовку следственных дел, затягивание сроков выполнения оперприказов по кулакам, иностранцам. Меж делом и на Хорхорина стрелочку перевести, дескать, проглядел вражескую гидру…

Припомнился и прошлогодний случай с колхозниками из сельца Везжилино на Нерзаводском пограничном участке. Газимуро-Заводское райотделение НКВД телефонограмму местному участковому оттрезвонило: так, мол, и так, диктуем списочек на пятнадцать фамилий. Арестовать и завтра привезти в райцентр. А этот участковый, с запоминающейся фамилией Соболев, ничего лучше не придумал, как собрать этих колхозников в сельском клубе и объявить им об аресте. «Повремени сутки, – упросили милиционера мужики, – мы же все состоим в опергруппе содействия местной погранзаставе, нам надобно туда винтовки и боеприпасы сдать». Согласился Соболев до завтра потерпеть. И все эти пятнадцать мужиков оружие на заставу сдали, собрали узелки и покорно пришли к участковому: «Вези, раз надо…» Он их на колхозной машине в райцентр и увёз… Так вот, эту всю историю, подумалось Перскому, можно и по-другому повернуть: а как это вражий умысел, прямо говоря – операция японской разведки? Скопом убрали через своего человека в Газ-Заводском райотделении полтора десятка помощников пограничников! И понятно для чего – проторить в тех местах надёжную тропу из-за кордона для диверсантов и лазутчиков! Малочисленной заставе за десятками километров границы уследить сложно!..

Напряжённую работу ума прервал прихлёбывающий чай и жующий печенье Кусмарцев.

– …Так ты чего от меня с этим Бровциновым хочешь? Я его даже на лицо-то не помню.

– А Бровцинов показал, что ты с ним контактировал.

– Да мало ли с кем я общался…

– А ты вспоминай, вспоминай. И – на бумагу, – ткнул пальцем Перский в лежащую перед Григорием стопку чистых листов. – Попей чайку и – строчи. А я пока другими делами займусь.

Он поднялся и вышел из кабинета. Тут же прежнее место у дверей заняли конвоиры.

«Что писать? О чём? Почему этот Бровцинов показал на меня?..» – Мысли еле ворочались в голове. От жадно выпитого чая безудержно клонило в сон, опухшие ноги наполнялись адской болью. «А напишу всё, как было! Как язык распустил перед летунами, как с Кириченко после партактива выпивали… Да – болтун, да – выпивоха, но не шпион же, не антисоветчик!»

– Ну что, родил? – появился где-то через час Перский. – Что-то негусто…

– Дай поспать, сил нет…

– Лады! Отдыхай. Уведите!

В камере Кусмарцев рухнул на топчан – в черноту беспамятства.

Спал, показалось, несколько секунд. Грубо затрясли за плечо:

– Хорош дрыхнуть! На допрос!

– Как отдохнулось? – Перский встретил улыбкой.

– Долго я спал?

– На четыре часика расслабился. – Хозяин кабинета бросил взгляд на массивные, красного дерева с бронзой, напольные часы с бесшумно раскачивающимся маятником.

– Как и не спал…

– Дело не ждёт, Кусмарцев. Показания я твои прочитал… – Перский поморщился. – Никуда не годятся! Где Эйкерт? Где Бровцинов? На х… мне сдались летуны-молокососы, которые тебя к тому же с доносом опередили? А про Кириченко где? Я не я и хата не моя: по рюмочке дёрнули – и вся любовь! Кус-мар-цев! Ты чего себе лоб зелёнкой мажешь?

– Что ты мне предлагаешь? Самому на себя клеветать?

– Э-э-эх, Кусмарцев, Кусмарцев… Твоя политическая близорукость потрясает. Ты что же, неизлечимо ею болен? – покачал головой Перский. Он порылся в столе, выволок из нижнего ящика пухлую картонную папку с привычными буквами «Дело» на обложке, шлёпнул ею о столешницу:

– Старая привычка – ценные мысли из газет собирать. Иной раз очень полезными оказываются, вот как с тобой сейчас.

Перейти на страницу:

Все книги серии Сибириада

Дикие пчелы
Дикие пчелы

Иван Ульянович Басаргин (1930–1976), замечательный сибирский самобытный писатель, несмотря на недолгую жизнь, успел оставить заметный след в отечественной литературе.Уже его первое крупное произведение – роман «Дикие пчелы» – стало событием в советской литературной среде. Прежде всего потому, что автор обратился не к идеологемам социалистической действительности, а к подлинной истории освоения и заселения Сибирского края первопроходцами. Главными героями романа стали потомки старообрядцев, ушедших в дебри Сихотэ-Алиня в поисках спокойной и счастливой жизни. И когда к ним пришла новая, советская власть со своими жесткими идейными установками, люди воспротивились этому и встали на защиту своей малой родины. Именно из-за правдивого рассказа о трагедии подавления в конце 1930-х годов старообрядческого мятежа роман «Дикие пчелы» так и не был издан при жизни писателя, и увидел свет лишь в 1989 году.

Иван Ульянович Басаргин

Проза / Историческая проза
Корона скифа
Корона скифа

Середина XIX века. Молодой князь Улаф Страленберг, потомок знатного шведского рода, получает от своей тетушки фамильную реликвию — бронзовую пластину с изображением оленя, якобы привезенную прадедом Улафа из сибирской ссылки. Одновременно тетушка отдает племяннику и записки славного предка, из которых Страленберг узнает о ценном кладе — короне скифа, схороненной прадедом в подземельях далекого сибирского города Томска. Улаф решает исполнить волю покойного — найти клад через сто тридцать лет после захоронения. Однако вскоре становится ясно, что не один князь знает о сокровище и добраться до Сибири будет нелегко… Второй роман в книге известного сибирского писателя Бориса Климычева "Прощаль" посвящен Гражданской войне в Сибири. Через ее кровавое горнило проходят судьбы главных героев — сына знаменитого сибирского купца Смирнова и его друга юности, сироты, воспитанного в приюте.

Борис Николаевич Климычев , Климычев Борис

Детективы / Проза / Историческая проза / Боевики

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Салюки
Салюки

Я не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь. Вопрос этот для меня мучителен. Никогда не сумею на него ответить, но постоянно ищу ответ. Возможно, то и другое одинаково реально, просто кто-то живет внутри чужих навязанных сюжетов, а кто-то выдумывает свои собственные. Повести "Салюки" и "Теория вероятности" написаны по материалам уголовных дел. Имена персонажей изменены. Их поступки реальны. Их чувства, переживания, подробности личной жизни я, конечно, придумала. Документально-приключенческая повесть "Точка невозврата" представляет собой путевые заметки. Когда я писала трилогию "Источник счастья", мне пришлось погрузиться в таинственный мир исторических фальсификаций. Попытка отличить мифы от реальности обернулась фантастическим путешествием во времени. Все приведенные в ней документы подлинные. Тут я ничего не придумала. Я просто изменила угол зрения на общеизвестные события и факты. В сборник также вошли рассказы, эссе и стихи разных лет. Все они обо мне, о моей жизни. Впрочем, за достоверность не ручаюсь, поскольку не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь.

Полина Дашкова

Современная русская и зарубежная проза