Читаем Донос без срока давности полностью

Как не узнать. Бумагу и карандаши, если потребовать, в камеру выдавали. Вот и настрочил Григорий три жалобы: на имя военного прокурора Забайкальского военного округа и военного прокурора войск НКВД Восточно-Сибирского округа и наркому внутренних дел СССР. После общения с Михаилом Слободчиковым как шлея под хвост попала! Расписал всю провокационную деятельность Перского и других следователей УНКВД по Читинской области. Дурак, конечно… Будто не знал, что дальше начальника внутренней тюрьмы УНКВД Лысенкова эта писанина не уйдёт. А уж тот – соответственно… Этими жалобами Перский сейчас и машет.

– Значица, справедливости захотелось, тварь вонючая?! Ишь ты, расписал: бьют, занимаются вымогательством показаний… На органы клевещешь, морда фашистская!

– А ты чего так забоялся? Чего в инстанции не отсылаешь?! – заорал в ответ Григорий, чумея от собственной смелости. – Зассал, живодёр?! А ты их сожри, чтоб ничего не просочилось, кроме твоей дрисни!

Перский выскочил из-за стола, с размаху всадил Григорию кулак в челюсть, потом ещё, ещё! Сковырнувшегося со стула арестанта остервенело бил ногами, с помощью конвоиров за волосы подтащил к стене и, брызгая слюной, стал бить головой о стену, пока извёстка не окрасилась кровью.

– На место его, за стол! – приказал, тяжело дыша. Расстегнул ставший тесным ворот гимнастёрки, вылил в глотку стакан воды. – Придержите эту гниду, пока не очухается.

Но ждать не хотелось. Перский снова наполнил стакан и выплеснул его содержимое Кусмарцеву в лицо. Со стоном тот разлепил багровые веки, сплюнул кровавый сгусток, повисший на грязной гимнастёрке.

– Бери ручку, сука, и подписывай! Пиши: «С моих слов записано верно и мною прочитано». Пиши, сказал!

– Что… ты… мне… суёшь…

– Заткнись и подписывай!

Сквозь мутную пелену Григорий попробовал вчитаться в отпечатанные строчки. Всё расплывалось, но две фамилии, напечатанные заглавными буквами, как принято в протоколах, он всё же разглядел. Косиненко… Цеханович… Знакомцы: первый – начальник административно-хозяйственного отдела УНКВД, второй – начальник дорожно-транспортного отдела НКВД на Восточно-Сибирской железной дороге. Нормальные мужики, ничего плохого за ними Кусмарцев не знал.

– Што, тоше шпионы? – прошамкал разбитыми губами.

– Все вы – одна правотроцкистская шайка-лейка, японо-немецкая агентура, – изрёк Перский. Успокоился, остыл, развалился в кресле.

Григорий поднял на уровень глаз заметно дрожащую правую руку, сложил кукиш и как бы прицелился им в Перского.

– Х… я тебе што подпишу, покуда моё заявление наркому не уйдёт и ответа из Москвы не получу.

– Хорошо, – мгновенно согласился Перский. – В мокрую его…

Мокрой камерой во внутренней тюрьме УНКВД называли узкий каменный мешок с крохотным оконцем под потолком, забранным грязным стеклом и толстой решёткой. А и не будь их – ребёнок головы не просунет. Притока свежего воздуха – ноль, отхожее место – дырка в полу, тусклая лампочка в зарешеченной норке над дверью, железный сварной топчан, сгнивший от сырости матрац и такая же подушка-блин. Под ногами хлюпает, со стен сбегают капли…

Дни потекли трудно ощущаемой лентой, которая тоже казалась насыщенной вонючей влагой. Кусмарцев пытался вести им счёт, отсчитывая три факта кормёжки – утро, день, вечер. Ложкой царапал чёрточки на стене у топчана. Частокол рос, но обитателя мокрой камеры никуда не дёргали. Только «амбразура» в двери и открывалась – совали миску со жратвой и ложкой, забирали пустую. И ложку, конечно.

Кусмарцев мало двигался, чаще лежал на узком топчане, стараясь не касаться влажной стены. Когда затекали плечи и спина, садился, поджимая ноги, – хотелось, чтобы они оставались сухими, потом снова ложился. Связных мыслей не было. Обрывки, какая-то несущественная муть…

А чаще и вовсе бездумно смотрел в стену, уперев взгляд в какую-нибудь бетонную щербину или дорожку от ползущей капли…

Иногда равнодушно представлял злодейского паука-многоножку, которого так старательно взращивал Перский. В центре – двойная зловещая рожа. Это – смутно представляемые главари – Бровцинов, Эйкерт. А от паучьего ядра – во все стороны – десятки мохнатых чёрных и коленчатых лап с отростками – шпионская сеть: лица знакомые и незнакомые, про которых только догадываешься, что это лица… Вот и он, недавно такой беспощадный к врагам революции чекист Кусмарцев, уже столько отростков на мохнатых паучьих лапах наплодил…

Перейти на страницу:

Все книги серии Сибириада

Дикие пчелы
Дикие пчелы

Иван Ульянович Басаргин (1930–1976), замечательный сибирский самобытный писатель, несмотря на недолгую жизнь, успел оставить заметный след в отечественной литературе.Уже его первое крупное произведение – роман «Дикие пчелы» – стало событием в советской литературной среде. Прежде всего потому, что автор обратился не к идеологемам социалистической действительности, а к подлинной истории освоения и заселения Сибирского края первопроходцами. Главными героями романа стали потомки старообрядцев, ушедших в дебри Сихотэ-Алиня в поисках спокойной и счастливой жизни. И когда к ним пришла новая, советская власть со своими жесткими идейными установками, люди воспротивились этому и встали на защиту своей малой родины. Именно из-за правдивого рассказа о трагедии подавления в конце 1930-х годов старообрядческого мятежа роман «Дикие пчелы» так и не был издан при жизни писателя, и увидел свет лишь в 1989 году.

Иван Ульянович Басаргин

Проза / Историческая проза
Корона скифа
Корона скифа

Середина XIX века. Молодой князь Улаф Страленберг, потомок знатного шведского рода, получает от своей тетушки фамильную реликвию — бронзовую пластину с изображением оленя, якобы привезенную прадедом Улафа из сибирской ссылки. Одновременно тетушка отдает племяннику и записки славного предка, из которых Страленберг узнает о ценном кладе — короне скифа, схороненной прадедом в подземельях далекого сибирского города Томска. Улаф решает исполнить волю покойного — найти клад через сто тридцать лет после захоронения. Однако вскоре становится ясно, что не один князь знает о сокровище и добраться до Сибири будет нелегко… Второй роман в книге известного сибирского писателя Бориса Климычева "Прощаль" посвящен Гражданской войне в Сибири. Через ее кровавое горнило проходят судьбы главных героев — сына знаменитого сибирского купца Смирнова и его друга юности, сироты, воспитанного в приюте.

Борис Николаевич Климычев , Климычев Борис

Детективы / Проза / Историческая проза / Боевики

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Салюки
Салюки

Я не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь. Вопрос этот для меня мучителен. Никогда не сумею на него ответить, но постоянно ищу ответ. Возможно, то и другое одинаково реально, просто кто-то живет внутри чужих навязанных сюжетов, а кто-то выдумывает свои собственные. Повести "Салюки" и "Теория вероятности" написаны по материалам уголовных дел. Имена персонажей изменены. Их поступки реальны. Их чувства, переживания, подробности личной жизни я, конечно, придумала. Документально-приключенческая повесть "Точка невозврата" представляет собой путевые заметки. Когда я писала трилогию "Источник счастья", мне пришлось погрузиться в таинственный мир исторических фальсификаций. Попытка отличить мифы от реальности обернулась фантастическим путешествием во времени. Все приведенные в ней документы подлинные. Тут я ничего не придумала. Я просто изменила угол зрения на общеизвестные события и факты. В сборник также вошли рассказы, эссе и стихи разных лет. Все они обо мне, о моей жизни. Впрочем, за достоверность не ручаюсь, поскольку не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь.

Полина Дашкова

Современная русская и зарубежная проза