Донос без срока давности

«Как же мы дошли до жизни такой, разменяв уже третий десяток лет советской власти? – незаметно вновь и вновь обволакивала сознание подлая волна сомнения. – Враги народа, вредители, шпионы… Толпы, численность которых измеряется по стране, наверное, десятками тысяч… И только ли это местечковая маниакальная подозрительность, помноженная на желание выслужиться или свести счёты? И неужели Сталин не знает об этом?.. Конечно, про сидящего во внутренней тюрьме УНКВД по Читинской области лейтенанта госбезопасности Кусмарцева едва ли он слышал… Но командующие военными округами, комкоры и комбриги, комиссары ГБ из центрального аппарата НКВД, члены ЦК партии, делегаты партийных съездов, руководители наркоматов и гигантов тяжёлой индустрии?.. Не может не знать… И что же тогда получается?..»

– Встать! На выход! – Команда вырвала Григория из страшных и мучительных раздумий. Даже не слыхал, как дверь отперли.

– Давай шевелись! Разлёгся, как на курорте! Вперёд!

По подвальному коридору вели недолго, вскоре он упёрся в ржавую железную дверь.

«А вот, собственно, и всё, – спокойно подумалось Григорию. – Амбец…» Совершенно ни к чему надо было столько времени терпеть пытки и издевательства, всю эту помойную жратву и мокриц, лениво шевелящихся на полу мокрой камеры; тупо корябать на сочащейся водою стене чёрточки-дни; собачиться в бессильной злобе с местной садистской сворой. Зачем, для чего?.. Подмахнул бы ещё самый первый протокол, и никакая бы самодовольная сволочь не плющила пальцы, не била головой о стену и не ставила на многодневную «стойку». Притащили бы – да и не тащили бы, сам бы доплёлся – до этой ржавой двери.

Недолгой оказалась дорога от камеры до ржавой двери, а мыслей в голове промелькнуло – миллион!

С трудом повернув голову, искоса глянул на конвоиров. Который тут назначен? Или оба на подхвате, а исполнитель с наганом за дверью?.. Непроизвольно, опустив голову, как бы посмотрелся на себя со стороны. Да уж… Жалок видок: заскорузлые, в грязи и засохших на сто рядов бурых пятнах крови гимнастёрка, бриджи, подвязанные кусочком шпагата взамен срезанных пуговиц, полуистлевшие хромачи, с разодранными, подвёрнутыми голенищами, – распухшие от «стоек» ноги давно уже не влезают в некогда щегольские комсоставовские сапоги; исподнее, воняющее мочой и калом, клешни рук с намертво, кажется, впитавшейся в растресканную кожу грязью, свалявшиеся комками отросшие волосы и клоки густо побитой сединой бороды… А как красиво ведут на расстрел что красных, что белую сволочь в кино – в чистых до ослепительной белизны исподних рубахах… Кино… Конец фильме.

Ржавая дверь в никуда. И виделся сквозь неё узкий, полутёмный пенал с выщербленными пулями стенами «под шубу» и бетонным полом, где под слоем опилок пружинит удушливое месиво полузасохших пластов крови, брызг мозгов, кала и мочи. И вонь – загаженного общественного нужника, терпко перемешивающая всё в узнаваемый любым живым существом запах. Запах смерти.

А может, и хорошо, подумалось Григорию, что скорчится он сейчас на этих опилках с развороченным тупой револьверной пулей затылком, именно в этой своей грязной до неузнаваемости форменной одежде… И ещё… – подумалось озабоченно, – стена перед лицом должна быть обшита хотя бы доской, а лучше пластами резины – во избежание рикошета. Нет, Григорию не доводилось видеть – да и желания такого никогда не возникало – помещений «для исполнения», но почему-то воображение рисовало именно полутёмный, пропитанный миазмами смерти пенал с податливым слоем опилок на полу.

Мысли продолжали скакать сумасшедшим аллюром.

«…И выдумки вины подлые, и казнят подленько, втихую. При царе вешали и расстреливали публично, как и в Гражданскую беляков принародно расстреливали, а нынче – по подвалам своих в расход…

…И ночью – в яму на окраине городского кладбища. Свалили, хлоркой присыпали, землю разровняли…

…А зимние захоронения всё равно лишь слепой не заметит – проседает весной по теплу, оттаивая, мёрзлая земля – вот и впадина “откуда-то”…

…От Старочитинского кладбища отказались – нашли неплохую лесную делянку под Читой, около Смоленского поселения. Теперь трёхтонки с закупоренным наглухо брезентом кузовом туда шныряют…»

И его, скорее всего, туда же… Кто же шмальнёт? Лысенков или Аргатский? Перский? Перский вряд ли – не царское это дело…

«…Перский… Поди, довольная морда? Пухлое дело закрыл – такую контрреволюционную гидру оприходовал, тыщу вражьих щупальцев обрубил…

…Хм, такой мелкой сошкой прохожу – фотокарточки не останется, анфас-профиль… А вот, и вправду, чего арестантов фотографировать перестали? Фотобумагу с проявителями-закрепителями экономят? Ай, при чём тут какая-то экономия! Спешка и народу до фига… Да и на хера эти фотки кому-то сдались, когда в распыл пускают…

…А вот Попов бы вызвался наган или ТТ разрядить… Или комендант Воробьёв? Вообще-то это ему по должности положено, но командиры-начальники кровью любого замажут, чтобы чекистская ненависть к врагам народа осязаема была, а не темой на политзанятиях…