Донос без срока давности

– Как это, Матвейка, а? – сквозь слёзы спросила Нинка.

– Да как… Кинул японец бомбу с ероплана, она – бабах! – осколки в разны стороны, вот тут и я ногу выставил!

– Хорошо, что всё закончилось, – жалостливо выдохнула сестра. – Ещё быстрее бы ты залечился, да и забыть все эти военные страсти!..

– Забыть не получится, – усмехнулся Матвей. – Мы, конешно, япошкам накостыляли, но, по всему, злобищу они затаили аг-ро-мад-ную! Ничё… За два раза не поняли, на третий гроб заколотим!

– Это как это – два раза? – подался вперёд Колычев-старший, осторожно присаживаясь на край койки со стороны целой ноги.

– Но ты, батя! В прошлом годе на Хасане просраться дали, вот нынче второй раз и выходит.

Гоха смотрел на сына. На миг представил себя на его месте – окатило спину холодными мурашами.

А Матвей продолжал хорохориться:

– Так что ежели самурайское семя в бошки себе не втемяшит, что советский штык покрепче ихнего, придётся ещё разок проучить, но уж окончательно!

Сосед по палате, баюкая тоже всю замотанную бинтами, от плеча до кончиков пальцев, руку, неловко привстал, свесил с койки ноги:

– Ты, зёма, в трубу не дуди. Отдудел. – Поднял голову на Колычевых. – Ему, отец, коленку по скорлупкам собирали, да ещё… как это… штифт железный в кость вставили. Ходить-то, доктор сказал, будет, а в красноармейцы боле не годен.

Сестра охнула, а Колычев-старший кивнул в облегчении:

– Вот оно и славно…

– Ты каво чудишь, батя?! – вскричал Матвей. – Мне белый билет выписывают, а ты – в радость!

– Вот и славно! – повысил голос отец. – Мне в хозяйстве помощник нужон! Куда мы с Нинкой – разорваться должны? Забыл, что ещё четыре огольца, мал мала, пить-есть просют кажный божий день? Ладно, Кешка тянется, а из Шурки и Ваньки кады ещё помощники образуются? Про Коляшку и вовсе разговору нет – третью годину всего-то перевалил! А ты – «япошки, япошки»! Без тебя справятся, ежели приспичит. Правильно я говорю? – оборотился Колычев-старший к соседу Матвея.

– Так-то оно так… – раздумчиво отозвался Павел. – Но вот должен тебе, отец, сказать, что бойцы из японцев совсем не потешные… Яростно бьются, без трусости. Не бегут, как мы поначалу…

– Но-но-но! – прикрикнул Матвей. – Что ты тут за слезливую шарманку завёл! Не они – мы их в пух и прах разнесли.

– Ты когда на реку прибыл? – угрюмо спросил Андриевский.

– Мы-то?.. Дай бог памяти… Так это… третьего июля, к Баян-Цагану… Когда японцы на гору полезли и принялись там окапываться. Но нас спервоначалу в резервах держали, а потом в бой кинули, когда и наши, и цирики отступать начали. А чё мы? Там япошки танков нагнали и пехоты, как саранчи на поле! Но потом мы им дали! Такая наша силища пошла – одних танков, наверное, с тыщу!

– Ври, да не завирайся! «С тыщу!» Ты ж, как рассказывал, с тридцать седьмого в армии?

– Но! Уже ж бы дома был, кабы не эта заваруха! – Матвей встрепенулся и тут же болезненно сморщился.

– Больно, Мотя, да? – кинулась к нему сестрёнка.

– Да сколь я тебе говорил – не называй меня так! – заорал брат. – Всё норовишь на бабский манер переиначить! – Матвей обиженно отвернулся к стене.

– Ты и вправду бы, Нинка, язык-то попридержала, – буркнул отец.

А Нинка уже переключила участливое внимание на соседа брата по палате, изображая кокетливую улыбочку.

– А вас-то сильно поранило?

– Да как сказать, – смутился Павел. – Рука вот… Но доктора говорят, что кости не сильно задело.

– Тоже, как Матвейку, бонбой?

– Не, это пулемётчик японский постарался, когда мы сопку штурмовали. Прижали японцы – головы не поднять! Когда бы не наши танкисты… – Павел тяжело вздохнул. – Им больше всех досталось. Танк-то – это только он снаружи весь такой грозный и непобедимый, а снаряд японский его насквозь прошивает. Тонковата броня… Только скорость и спасает «бэтэшку». А японцы и другое выдумали! Они, по ихней, видать, религии, совсем смерти не боятся. Накопали повсюду ям-окопов, туда поодиночке залазят и таятся, пока наши танки к ним не подойдут. А как танк рядом – выскакивают и с гранатами под гусеницы бросаются!

– Ох, ужас-то какой! – прижала ладошки к лицу девушка.

– Или натянут между двух своих окопов верёвку, а к ней мину против танков привяжут. И караулят подход танка, подтягивая верёвку с миной в тую или другую сторону, ну, куда танк наползает. Ба-бах! – и нет танка. – Павел сокрушённо потряс головой. – Я на поле лежал – видел: столь они наших танков артиллерией и такими вот смертниками пожгли! Кругом в небо чёрные столбы… – Он закрыл глаза, но только на мгновение, тут же бросил на слушателей яростный взгляд. – Большим командирам, конечно, видней, как войскам в бою действовать, но ведь самолётов и орудий, сам видел, у нас немало. Так чего же пехоту в атаку бросать?! Перепашите японские позиции снарядами да бомбами, а потом уж танки с пехотой запускайте… Э-эх!.. Мы этот Баян-Цаган отбить-то отбили, да ненадолго. Вскорости японцы среди ночи так навалились на наш сто сорок девятый полк, что пришлось драпать чуть ли не до реки. И снова нас яковлевцы спасли…

– Кто-кто? – переспросил Колычев-старший.