Читаем Донос без срока давности полностью

– Что, сдаваться японцам призывают? – весело откликнулся из-за соседнего стола сержант Опарин. – Не припозднились, злодеи?

– Осведомитель этот про другое талдычит. Дескать, разговоры говорят, мол, не так воевали, потери большие, кровожадный комкор Жуков…

– Вот что… – оглянулся на двери Опарин. – Ты сообщение письменно отобрал?

– Как положено.

– Уничтожь.

– Ты чего несёшь?!

– Слушай, Желтов… К нам очередная комиссия из главка катит. Краем уха слышал, что шерстить будут дела оперативного учёта по всем выявленным объектам разработки. Тебе нужна лишняя головная боль? Этот твой стукачок по какому делу задействован?

– Не мой он. Чей был – того уж нет. Дело прошлое, – с досадой ответил Желтов. – Образца тридцать седьмого года, по оперприказу два ноля четыреста сорок семь.

– Э-э… Тогда тем более голову не суй. Плюнь и забудь. Сам же слышал установку начальника управления: завязать с арестами. Тут бы со старыми делами расхлебать, а ты зашустрить собрался. Под замес новой метлы запросто… Нынче сам видишь – охота идёт на сотрудников, кто при «Ёжике» разгулялся.

– А как этот опять заявится? Я же его на связь поставил.

– Вот и хорошо. Снова нарисуется – выслушай со вниманием, благодарность объяви от лица власти рабочих и крестьян. Да что я тебя учу – ты опер или как? А нынешнее сообщеньице не регистрируй. Мусор это. Сам, что ли, не видишь – госпиталя ранеными забиты. Та ещё молотиловка вышла! А ты не задумывался, почему нам так понадобилось монголов спасать и чего это вообще японцы полезли? Или они на Хасане не накушались?

– А чего ты хочешь от этих самурайских тварей? Им дай – весь Китай и всю Монголию сожрут, не подавятся, да и наш Дальний Восток, наше Забайкалье заглотить не против. Империалисты!..

– Во-во! Насчёт Китая – в самый раз. Китайцы с япошками бьются насмерть, а мы им помогаем, оружием, добровольцами, как республиканцам в Испании в тридцать шестом. И полез микадо на Халхин-Голе, чтобы один из путей доставки китайцам оружия и прочего перекрыть[29].

– И откуда ты про всё это знаешь?

– Ребята из Особого отдела округа рассказывали, как из Бады на Улан-Батор, а далее в Ланьчжоу наши бомбардировщики СБ уходили.

– А при чём тут Халхин-Гол?

– Ты что же, думаешь, мы китайцам только добровольцами-авиаторами помогаем? Глянь на карту, Желтов, глянь! Видишь, где японцы на монголов полезли? Как раз на стыке Монголии и Маньчжоу-Го, а кто там третий, на этом стыке? Мэнцзян! Такие же японские прислужники, как Маньчжоу-Го, но корчат из себя самостоятельных. Страна-дыра! Власти-то разве что в одной своей столице, в Калгане, более-менее прочно сидят, а на остальной территории кого только нет: и коммунистические отряды япошек бьют, и гоминьдановцы, и всякие сепаратисты. Страна-дыра! Любой караван при желании к кому угодно можно провести, да вообще дорогу наладить.

– Стратег ты у нас!

– На политучёбе не сплю, как некоторые, радио слушаю и газеты почитываю, чего и тебе, Желтов, настоятельно советую.

– Ну я и так соображаю, что чем больше самурайским сволочам будет от нас, от монголов и китайцев доставаться, тем лучше – быстрее аппетит на чужую землю пропадёт.

– Правильно мыслишь. Потому и похерь это дурацкое сообщение своего горе-информатора. Ему бы выслужиться, а тебе проблемы разгребать. Не ровён час – от маленькой госпитальной болтовни залезешь в большую политику. Сожги или съешь. – Опарин подпалил папироску и захохотал.

Желтов раздумывал несколько дней. Потом решил, что подстраховаться не помешает – навёл справки об информаторе «Взрывнике». Оказалось, что нетути больше оного – помер. И вздохнув с облегчением, сержант Желтов уничтожил последнее сообщение «Взрывника», подшил справку о смерти в дело, закрыл его и сдал в архив.

Так что не нагрянули «малиновые околыши» в окружной госпиталь и не увели под белы ручки татауровского паренька Пашку Андриевского.

Напротив! Явились в палату целых два майора, прямо у койки зачитали Указ Президиума Верховного Совета СССР, в котором вслед за чеканной формулировкой про награждённых, что «своими умелыми, инициативными и смелыми действиями, сопряжёнными с риском для их жизни, содействовали успеху боевых действий на фронте», прозвучала и Пашкина фамилия. И прикрепил серебряную медаль «За боевые заслуги» на прямоугольной муаровой колодочке коренастый майор сержанту Андриевскому прямо на больничную пижаму.

Майор этот пошёл по другим палатам со стопкой коробочек с наградами, а второй присел у Павла в ногах и спросил:

– А нет ли, герой, у тебя желания остаться на сверхсрочную? Поначалу срок такой службы три года, а там уж как тебе приглянется.

– Да как-то я не думал… – неуверенно ответил Павел, ещё не переварив неожиданную процедуру награждения, уповая на эффект которой собеседник как раз и решил ковать железо, пока горячо.

– А вот подумай. Семилетку окончил?

– Окончил.

– Ну вот! Заодно десятилетку закончишь, а там можно подумать о военном училище. Офицером станешь. Кадровым офицером!

– Неожиданно как-то…

– Это для тебя неожиданно, а мы не каждому предлагаем.

– Дома хотелось побывать…

Перейти на страницу:

Все книги серии Сибириада

Дикие пчелы
Дикие пчелы

Иван Ульянович Басаргин (1930–1976), замечательный сибирский самобытный писатель, несмотря на недолгую жизнь, успел оставить заметный след в отечественной литературе.Уже его первое крупное произведение – роман «Дикие пчелы» – стало событием в советской литературной среде. Прежде всего потому, что автор обратился не к идеологемам социалистической действительности, а к подлинной истории освоения и заселения Сибирского края первопроходцами. Главными героями романа стали потомки старообрядцев, ушедших в дебри Сихотэ-Алиня в поисках спокойной и счастливой жизни. И когда к ним пришла новая, советская власть со своими жесткими идейными установками, люди воспротивились этому и встали на защиту своей малой родины. Именно из-за правдивого рассказа о трагедии подавления в конце 1930-х годов старообрядческого мятежа роман «Дикие пчелы» так и не был издан при жизни писателя, и увидел свет лишь в 1989 году.

Иван Ульянович Басаргин

Проза / Историческая проза
Корона скифа
Корона скифа

Середина XIX века. Молодой князь Улаф Страленберг, потомок знатного шведского рода, получает от своей тетушки фамильную реликвию — бронзовую пластину с изображением оленя, якобы привезенную прадедом Улафа из сибирской ссылки. Одновременно тетушка отдает племяннику и записки славного предка, из которых Страленберг узнает о ценном кладе — короне скифа, схороненной прадедом в подземельях далекого сибирского города Томска. Улаф решает исполнить волю покойного — найти клад через сто тридцать лет после захоронения. Однако вскоре становится ясно, что не один князь знает о сокровище и добраться до Сибири будет нелегко… Второй роман в книге известного сибирского писателя Бориса Климычева "Прощаль" посвящен Гражданской войне в Сибири. Через ее кровавое горнило проходят судьбы главных героев — сына знаменитого сибирского купца Смирнова и его друга юности, сироты, воспитанного в приюте.

Борис Николаевич Климычев , Климычев Борис

Детективы / Проза / Историческая проза / Боевики

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Салюки
Салюки

Я не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь. Вопрос этот для меня мучителен. Никогда не сумею на него ответить, но постоянно ищу ответ. Возможно, то и другое одинаково реально, просто кто-то живет внутри чужих навязанных сюжетов, а кто-то выдумывает свои собственные. Повести "Салюки" и "Теория вероятности" написаны по материалам уголовных дел. Имена персонажей изменены. Их поступки реальны. Их чувства, переживания, подробности личной жизни я, конечно, придумала. Документально-приключенческая повесть "Точка невозврата" представляет собой путевые заметки. Когда я писала трилогию "Источник счастья", мне пришлось погрузиться в таинственный мир исторических фальсификаций. Попытка отличить мифы от реальности обернулась фантастическим путешествием во времени. Все приведенные в ней документы подлинные. Тут я ничего не придумала. Я просто изменила угол зрения на общеизвестные события и факты. В сборник также вошли рассказы, эссе и стихи разных лет. Все они обо мне, о моей жизни. Впрочем, за достоверность не ручаюсь, поскольку не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь.

Полина Дашкова

Современная русская и зарубежная проза