Доносчик 001, или Вознесение Павлика Морозова

Когда шел показательный процесс по делу об убийцах Павлика Морозова и цензурная брань в адрес врагов народа достигла пика, в уральской газете появилась статья, посвященная 300-летию со дня рождения Бенедикта Спинозы. Мы не знаем, случайно или с намерением в этой статье оказалась цитата из великого философа: «До какой степени боязнь заставляет людей безумствовать»[257]. Безумие от страха — может быть, это состояние точнее всего определяет жизнь страны, в которой происходили описанные здесь события.

Но холодный рассудок историка изумляет другое: как случилось, что под могучим прессом нагнетаемого партией коммунистов безумного страха доносчиками стали не все? Сам факт, что призывы поступать, «как Павлик Морозов», никогда не прекращались совсем, свидетельствует о том, что, как Павлик, все не поступали. Доказательство того и наша книга, материалы для которой мы собирали несколько лет во многих городах и заканчивали работу в Москве. Рукопись ходила в самиздате, потихоньку обсуждалась многими писателями и читателями, и никто, кроме автора, насколько мы знаем, за нее не пострадал.

Основной задачей советской литературы всегда было, как известно, создание положительных героев, помогавших советской власти. При этом никакие противники так не вредили этой власти, как она сама себе, сочиняя мифы, ее компрометирующие. Идет время. Павлика Морозова можно осудить, вовсе изъять, можно подкрасить, восстановить. Говорят, сознательный гражданин приучен верить всему, что он слышит, видит и читает. Из этого все-таки не следует, что он будет поступать так, как его заставляют. Даже в сталинских и гитлеровских лагерях чудом выживали несломленные люди. В России обыкновенный человек во все времена делает вид, будто он, как всегда, согласен. Но мы не знаем, о чем он думает. Он лжет, когда от него требуют лжи, а в душе хочет знать истину. Он поддается, когда его, по выражению Достоевского, хотят сузить, но поддается не до конца. Он мало кому доверяет и все же надеется: собственные дети на него не донесут.

1979-1983

Москва — Свердловск — Герасимовка —

Тавда — Ирбит — Первоуральск — Алупка —

Запорожье — Мелитополь — Харьков —

Львов — Ленинград — Магнитогорск

Заключение РАСПАД СИСТЕМЫ И УЧАСТЬ ГЕРОЯ 001

Гласность и сакральный мальчик-доносчик. — Попытки спасти имидж Морозова. — Автора хотят судить за оскорбление чести пионера. — Развал СССР. — Толпа сбрасывает памятник. — Сколько информаторов у спецслужб? — В новый век со старым героем?

Судьба этой книги (как и ее автора) оказалась необычной.

Работа над рукописью о Павлике Морозове закончена в начале 80-х, когда Советский Союз торжественно отмечал пятидесятилетие со дня смерти героя-пионера. Нечего было и думать о публикации. Рукопись попала в самиздат, а имя автора — в черные списки тех самых органов, символом которых назван доносчик 001. Объявленные гласность и перестройка мало что изменили.

Выпустило эту книгу о Морозове по-русски лондонское издательство в 1988 году. Советские таможенники конфисковывали издание у тех, кто пытался его привезти. Очевидцы рассказывали, что на черном рынке в Москве за книгу просили сумму, равную месячной зарплате инженера. Между тем про найденные нами подлинные сведения о Павлике Морозове заговорил «Голос Америки», появились публикации в Европе[258]. Летом 1988 года автор прочитал текст, главу за главой, перед микрофоном нью Йоркской студии радио «Свобода», которое как раз тогда уже перестали глушить. Передачи повторялись каждые четыре часа и охватывали сорок миллионов слушателей от стран Восточной Европы до Дальнего Востока.

В редакции советских газет и журналов хлынул поток писем. «Недавно узнал о том, что Павел Морозов вовсе не тот, о каком мы говорили, не пионер-герой, а предатель, — писал в «Пионерскую правду» мальчик из города Цимлянска Ростовской области. — В нашей отрядной песне есть такие строки: “Равняйся на Павла Морозова!” А на кого равняться? Я очень гордился, что наш отряд носит его имя. А вышло вон что»[259].

Важнейший вопрос задал взрослым мальчик. «Пионерская правда» письмо это напечатала. И не просто так, а чтобы ответить. Похоже, органы пропаганды и не предполагали, что тема окажется настолько болезненной. «...Пишут пионеры и их родители, — сообщала газета. — Пишут учителя и библиотекари. Пишут ветераны и студенты. Вопросов в письмах много, но суть у них одна: хотим знать правду о Павлике»[260]. Советская пресса, после многих лет табу, заговорила об этом мальчике, — знак сам по себе отрадный. Молчать стало трудней.