Допетровская Русь

Все эти и многие другие льготы делали жизнь за монастырем более легкой и удобной, чем жизнь в служилом поместье. Естественно, что тогдашнее крестьянство предпочитало селиться на монастырских землях, и эти земли поэтому никогда не пустовали. Даже люди свободные, посадские и уездные охотно записывались закладчиками за монастыри. Ко времени уничтожения монастырских имуществ, в царствование императрицы Екатерины II, за Троице-Сергиевым монастырем считалось, например, 106 600 ревизских душ, и монастырь этот являлся богатейшим душевладельцем.

Так постепенно скромная скудостная обитель превращалась в богатый хозяйственный монастырь, дававший работу целой округе и кормивший ее население. Монастыри заводили крупные промышленные предприятия, ловили рыбу, варили соль, продавали весь этот товар, становились, следовательно, большими промышленниками и торговцами. Когда Иван Грозный сделал сбор с духовенства и монастырей на нужды войны, то некоторые монастыри без всякого затруднения для себя внесли по сорока, пятидесяти и даже по сто тысяч рублей. Годовой доход Троицкого монастыря равнялся в конце XVI века ста тысячам рублей, т. е. более 6 000 000 р. на наши деньги. За Белозерским Кирилловым монастырем в 1582 году числилось 20 000 десятин пашни, не считая земли, лежавшей «впусте», и леса.

Богатства монастырей дали им возможность широко развивать дело помощи в трудные дни голода, мора и военных бедствий, часто посещавших тогдашнюю Россию.

Преподобный Сергий завещал своей обители никому не отказывать в пище и пристанище.

Во всех монастырях захожему страннику, всякому бесприютному человеку был всегда готов и стол и кров. В дни преподобного Иосифа Волоцкого неурожай продолжался несколько лет, и потому хлеб продавался по высокой цене. Люди ели то же, что и скот: листья, кору, сено, толченые гнилушки и горький корень ужовника. Преп. Иосиф открыл монастырские житницы. К Волоколамскому монастырю стеклось более 7000 голодающих, не считая детей. Ежедневно кормилось в монастыре до 500 чел. Многие привели в монастырь своих детей и оставили их там. Преп. Иосиф велел разыскивать родителей, но, когда никто не явился, он велел собрать покинутых детей, построил для них особый дом, и там дети жили и воспитывались до возраста. Когда голодающие съели весь монастырский хлеб, преподобный приказал продавать скот и одежду; когда и этого не хватило, преп. Иосиф приказал брать всюду деньги взаймы под монастырские расписки и сократил все расходы по монастырю. Монахам пришлось есть одно варево из «листвий капустных» и пить воду. Поднялся ропот. Но преп. Иосиф сказал, что они дали обет терпеть всякую нужду ради царства небесного, а потому и не должны лишать помощи тех, которые с женами и малолетними детьми скитаются по чужим местам, выпрашивая куски хлеба, и умирают от голода. Слухи о подвигах милосердия волоколамского игумена распространились всюду, и богатые и властные, видя уменьшение средств монастыря, поспешили помочь ему.

В трудное военное время, в 1609 году, Соловецкий монастырь послал князю М. Скопин-Шуйскому в Новгород 2000 рублей на тогдашние деньги для уплаты жалованья шведским наемникам; вскоре затем этот же монастырь послал царю Василию Шуйскому еще 3150 рублей[16].

Но богатства, скопившиеся в монастырях, приводили во многом к отступлению от истинно-монашеской жизни. Монах должен был скромно пить и есть, но ему приходилось участвовать в «кормах», как назывались значительные земельные вклады, соединенные с условием, что монастырь ежегодно будет устраивать для всей братии корм в память того, по чьей душе делался вклад; кормы назначались иногда и два раза – в день ангела и в день кончины вкладчика, и отличались обилием и сытностью, подавалось обыкновенно три-четыре блюда и два раза в день. Благодаря всему этому в XVI веке монастырская жизнь далеко отходит от тех идеалов поста и подвижничества, которые легли в основание самого монастыря, положенное его основателем-отшельником. В больших монастырях многие монахи стали уклоняться от общей трапезы и обзаводиться своим хозяйством; особенно склонны к этому бывали монахи из бояр и знатных служилых людей; они пробавлялись по келиям «постилами, коврижками и пряными овощами», – как говорит один обличитель, – за монастырем держали дворы, где помещались запасы на целый год, их мирские приятели доставляли им фряжские вина. Прежнюю монастырскую тишину в таких монастырях сменили широкие приемы и угощения. Одежда монахов постепенно утратила прежнюю простоту: вместо грубой самодельной сермяги начинают появляться мягкие шелковые ткани, подбитые у некоторых соболем; монастырские здания приняли вид каменных палат, украшенных узорами и стенописью, золотыми карнизами, коврами.