Допетровская Русь

Многие монастыри забыли завет своих основателей – благотворить нуждающимся, призирать сирых и убогих. Богадельни сделались редки при монастырях, и когда царь Иван Васильевич на Стоглавом соборе поднял речь о беспризорных нищих, убогих и увечных, отцы собора промолчали на намек царя устроить дело благотворения при монастырях и посоветовали завести богадельни на счет царской казны да на пожертвования христолюбцев.

Монастыри занялись совсем другого рода помощью впавшим в нужду. Обличители неправедного жития монахов XVI века настойчиво повторяют, что монастыри, вопреки церковным правилам, отдают деньги в рост крестьянам, живущим на их землях, купцам и служилым людям. Вот куда, значит, шли те огромные суммы денег, которые стекались в монастыри. Вассиан Косой изображает монастыри суровыми заимодавцами, которые налагали «лихву на лихву», т. е. проценты на проценты, у несостоятельного должника-крестьянина отнимали последнюю животину, а самого с женой и детьми сгоняли с монастырской земли и судебной волокитой доводили до конечного разорения. На Стоглавом соборе царь Иван Васильевич не преминул спросить: «Угодно ли это Богу раздавать в рост монастырскую казну?» Отцы собора ответили на это конфузливым постановлением: давать деньги без роста.

Имея свободные средства, благодаря хозяйству и пожертвованиям, монастырь всегда не прочь прийти на помощь своим жертвователям, когда их встречает в жизни материальное затруднение. Монастырь выручит ссудой служилого человека, которому надо идти в поход и выкупить для того заложенное оружие или купить новое; монастырь даст денег торговому человеку, которому для задуманной операции с хлебом не хватает «своих животишек». Все это вернется в монастырскую казну с хорошим «припуском», если даже хозяйственный о. келарь и не уговорился с должником. Брать взаймы у монастыря для тогдашнего русского человека значило брать не у монахов, не у людей, а у самого святого основателя монастыря, у самой Св. Богородицы, Рождеству или Успению которой посвящен самый монастырь. Такие долги не могли пропадать, по тогдашним понятиям.

Эта хозяйственная деятельность монастырей, создававшаяся и развивавшаяся помимо воли основателей-пустынножителей, способствуя хозяйственному росту и значению монастырей в их округах, не очень даже умаляя религиозно-нравственное значение их, как центров, к которым неслись и стекались стремления, порождаемые лучшими сторонами человеческой души, вносила, однако, во внутренний строй жизни монахов крайне жесткие черты, извращавшие иногда в основании те цели иноческого жития, которые ставил себе и своим преемникам основатель-подвижник. «Из трудовых земледельческих общин, питавшихся своими трудами, где каждый брат работал на всех и все духовно поддерживали каждого из своей братии, многие из этих монастырей, если не большинство, разрослись в крупные землевладельческие общества со сложным хозяйством и привилегированным хозяйственным управлением, с многообразными житейскими суетами, поземельными тяжбами и запутанными мирскими отношениями. Окруженное монастырскими слободами, слободками и селами, братство такого монастыря жило, как черноризническое барство, на которое работали сотни и тысячи крестьянских рук, а оно властно правило своими многочисленными слугами, служками и крестьянами, а затем молилось о всем мире и особенно мирянах, вкладчиках своего монастыря…»

Появилось много монастырьков и пустынек, которым нечем было жить, и они стали жить подаянием, стараясь собирать его как можно больше, и тем сеяли соблазн в миру. «Старец поставит в лесу келью и срубит часовенку, – пишет царь Иван Васильевич, – да и пойдет по миру с иконой просить на сооружение, а у меня земли и подмоги просит, а что соберет, то пропьет и в пустыне живет не по-Божьи»… «Многие идут в монастырь только ради покоя телесного»…

Истинные ревнители монашеской жизни, когда они созерцали такие явления, невольно приходили к мысли о необходимости устранить эти скорбные явления. Еще на соборе духовных лиц в 1503 году стали разговаривать о положении монастырей и обсуждать, как бы помочь монастырям освободиться от зла, разъедающего их. Преподобный Нил Сорский, присутствовавший на соборе, предложил тогда отобрать земли у монастырей и сделать так, чтобы иноки сами трудились и жили плодом своего труда, никого не заставляя на себя работать, «чтобы у монастырей сел не было, а жили бы чернены по пустыням и кормились бы трудами рук своих».

Преподобного Нила поддержали и другие пустынники. Они говорили, что монахам неприлично владеть имениями: монахи дают обет нестяжательности и отрекаются от мира, чтобы помышлять только о спасении души, а имения опять влекут их в мир, заставляют часто и много разговаривать об имущественных делах, вести тяжбы, монаху же надо жить в пустыне, трудиться, а не тягаться о богатстве земном, сребро к сребру приращая.