Он уже многое знал: и то, что достаточно правдиво рассказали Курашов, Стасик и Землянский; и содержание явки с повинной, написанной Еленой Николаевной Ситниковой; и объяснения водителя «КамАЗа»; и показания трех малопривлекательных субъектов, подрабатывающих на разгрузке вагонов, доставленных сотрудниками Уголовного розыска еще в пятницу; и многое другое.
Шелехов знал многое, но не все. Поэтому, когда, вконец утомленный беспрерывной писаниной, следователь оторвал от протокола осоловевшие глаза, велел увести допрашиваемого в третий раз Стасика и сообщил оперуполномоченному, что не в состоянии вывести больше ни одной буквы, иначе рука у него совсем отсохнет и отвалится, Шелехов поспешно распрощался с ним и, выпросив у дежурного машину на полчаса, поехал к Облучкову.
Дверь открыл Облучков-старший:
— Виктор?.. Привет. Проходи, скрась стариковское одиночество...
— А Женька где? — недоуменно посмотрел на пасы Шелехов. — Десять скоро...
Старший Облучков лукаво усмехнулся:
— Загулял твой приятель, загулял... Проходи, чайку попьем, в шахматишки сразимся...
— Ладно... — согласился Шелехов. — Разрешите супруге звякнуть, предупредить, что живой и здоровый... А то с утра на службе...
— Звони... Дежурил, что ли, сегодня?
Шелехов прошел к журнальному столику, на котором стоял заслуженный телефонный аппарат из толстой, тяжелой пластмассы черного цвета, расположился в кресле и, набирая номер, отозвался:
— Нет... надо было маленько поработать...
— Выходные нужно дома проводить, в кругу семьи, — наставительно покачал головой Облучков старший.
— Майора присвоили, вот и лезу из кожи вон, чтобы доверие оправдать, — отшутился Шелехов.
— Майора? — удивился Облучков — И давно?
Виктор Григорьевич задержал палец на последней цифре:
— Месяцев восемь.
— Скрытные вы... И сам не похвастал, и Женька хоть бы словом обмолвился, — с легкой обидой сказал старик, задетый не столько тем, что от него скрыли новое звание, сколько тем, что в Министерстве внутренних дел так несерьезно подходят к присвоению званий. По его мнению, приятель сына явно еще не дорос до майора.
— Не скрытные, а скромные, — улыбнулся Шелехов.
С женой он разговаривал негромко, чтобы Облучков-старший не слышал виноватых интонаций его голоса, однако, когда трубка легла на рычаг, старик удовлетворенно проговорил:
— Всыпали?.. И поделом...
— Кажется, пронесло! — нарочито громко вздохнул Шелехов. — Уф!..
— Это только кажется, — поддел Облучков-старший. — Вот домой заявишься, посмотришь...
— А что с Женькой происходит? — сменил тему Шелехов. — Про женщину какую-то говорил...
— Жениться собрался, — как бы между прочим ответил Облучков-старший.
Шелехов раскрыл рот:
— Жениться?!.. Сказал вам об этом?
— А то я не вижу, — усмехнулся старик и не без гордости объяснил: — Порода у нас, Облучковых, такая, решительная. Если надумаем, на лице написано. И промедления не любим. Отец мой на второй день знакомства с матерью моей расписался. И я тоже, только-только демобилизовался, приехал из Австрии, а тут мать Женькина. Тянуть не стал. Через неделю сошлись, в загсы тогда не шибко ходили... Вот так-то, Виктор... И сын в меня — решительный.
— Да-а... — только и протянул Шелехов.
Старик спохватился:
— Баснями тебя кормлю, а ты, поди, голодный!
— От пары бутербродов не откажусь...
Звук отпираемой двери послышался, когда бутерброды уже были съедены, чай выпит, и Шелехов засобирался домой.
— Витька, прости! — вбегая в комнату, воскликнул Евгений Юрьевич. — Совсем из головы вылетело!
— Прощу, если на свадьбу пригласишь, — снисходительно отозвался Шелехов.
— На какую свадьбу? — осторожно полюбопытствовал Облучков.
При расставании с Раечкой ему действительно пришла в голову отчаянная мысль сделать ей предложение, но он поспешил отогнать ее, хотя уже успел представить собственную свадьбу. Теперь он смотрел на приятеля с подозрением, словно пытаясь угадать, не обладает ли тот способностью читать мысли на расстоянии.
Отец подмигнул Шелехову:
— Ладно, не смущай парня...
— Вы что, сговорились?! — возмутился Евгений Юрьевич.
Шелехов примирительно сказал:
— Ты обещал написать...
— Конечно, конечно, — радуясь перемене темы, шагнул к письменному столу Евгений Юрьевич, взял несколько исписанных мелким почерком листков, протянул другу: — Целое сочинение...
Шелехов принялся читать. Читал быстро, перескакивая с одной строчки на другую, а отложив листы, удовлетворенно улыбнулся:
— Ну, спасибо, Женька... Читается, как отчет... Все по полочкам разложено, все четко и ясно...
— Зря учили, что ли? — с напыщенной физиономией проговорил Облучков, но долго не смог удержать на ней это не свойственное ему выражение: — И еще сказалась моя природная методичность...
— Хвастун, — улыбнулся Шелехов, потом задумчиво произнес: — Ты, можно сказать, спас тем двум типам жизнь.
— Кому, кому?
— Курашову и Стасику... — пояснил Шелехов. — В аэропорту на стоянке их ждала машина с выведенными из строя тормозами и рулевой колонкой. Турсунов позаботился, рассчитывая, что они где-нибудь на повороте разобьются...
Вместо того чтобы обрадоваться, Облучков проговорил унылым голосом:
— Жаль...