Дополнительное расследование (т.2)

Куда уж понятнее! Стало быть, в этом стойбище и грамоты не знают. Надо рассказать в техникуме об этом. Наши комсомольцы наверняка возьмут над ними шефство. Года за два всех от мала до велика обучат. Жаль только, что мне самому не придется в этом участвовать. Через полтора месяца защита диплома.

Я с сожалением взглянул на девушку. Выхолит, она всего-навсего лет на пять моложе меня, а до сих пор еще не училась. Как же такое можно допустить в наше время? Просто в голове не укладывается. Ну, живут эти люди где-то у черта на куличках, но ведь детей-то нужно отправлять в интернат. Чем все-таки они здесь занимаются?

Об этом я и спросил у Кыйдик.

— Мы ловим рыбку, нерпочку, мужчины иногда ходят на охоту. Не все ходят. Только те, кому разрешено иметь медвежьи ичиги. Это чтобы на земле не было видно следов. Пусть Кинры думают, что здесь нет людей — только медведи.

Так вон для чего у них «батинги» из медвежьих лап! Своеобразная маскировка. Недурно придумано.

— А ты тоже охотник? — спросила Кыйдик.

— Нет, я студент. Буду скоро техником-строителем. — И. видя, что она этого не может понять, пояснил: — Учусь делать То-Рафы. Понятно?

— Понятно, понятно, — закивала головой девушка. Потом поднялась, шурша полами халата. — Мне уходить надо. Умрун велел мне тебе рассказать мало-мало, а я уже много-много говорила. Ты ничего не говори Умруну. Он злой, Умрун. И еще скажи, что тебя зовут Севгун, Сергей — не надо. Понятно?

И снова я остался один на один со своими надеждами и сомнениями. Тишина гробовая, лишь посапывают светильники, холодными бликами отражаясь в серых каменных стенах, опутанных сеткой аккуратно расшитых швов.

9

Дни потянулись длинные, утомительные и однообразные, как осенние затяжные дожди, когда неделями не видно ни солнца, ни чистого неба и над землей висит промозглая водянистая мгла. Меня по-прежнему посещал Умрун. Иногда он уходил тотчас, как только Кыйдик приносила мне пищу, иногда задерживался надолго и подробно расспрашивал о моем житье-бытье, заинтересованно и внимательно выслушивал рассказы о Торохе.

Судя по некоторым его вопросам, он там, видимо, бывал. Только очень давно.

Старик был тощий и сухой, с редкой бородкой и убогими обвислыми усами, из-под которых неприятно высовывались крупные желтые зубы, чем-то напоминающие кукурузные зерна.

Из рассказов Кыйдик я понял, что во главе этого затерянного племени стоит какой-то человек, по всей вероятности, довольно хитрый и ловкий, поскольку его называют не иначе, как Великий Курн или Великий Зимагор. Вероятно, это шаман, сумевший обманом завлечь в эти малодоступные места одно из северных племен.

Смущало, однако, то обстоятельство, что для освещения здесь используется газ. Впрочем, это, может быть, дело рук все того же Умруна, прожившего, видимо, большую и сложную жизнь.

Я уже чувствовал себя вполне здоровым и несколько раз высказывал желание дать мне возможность хоть на час выйти на свежий воздух, но Умрун категорически отвергал эту просьбу:

— Не мозно! Пока не мозно!

Почему «не мозно», он не объяснял. Рассказывать он также ничего не рассказывал, а только расспрашивал, и это раздражало меня.

— Слушай, Умрун, — наконец не выдержал я, — когда мне можно все-таки увидеть вашего Зимагора?

В ответ на мой вопрос он только обнажил в улыбке свои длинные желтые зубы, сказал успокаивающе:

— Списить надо нет. Господин Зимагор сам позовет на своя сторона, если надо.

Черт побери, даже «господин»! Силен, видно, шаман, если его так величают.

Оставшись один, я долго раздумывал над тем, как встречусь с этим шаманом, как выведу его на чистую воду, разоблачу все его штучки.

Что это за «штучки», я и не представлял себе, но зато в моем воображении явно вылепился образ злого старика с бубном, который многие годы морочит головы доверчивым людям, живет за их счет сытно и богато, одним словом, эксплуатирует их, как ему вздумается.

Уж я сумею раскрыть этим людям глаза. Недаром же я, как говорится, без пяти минут техник. А шаман, небось, и грамоты-то не знает. Настраивая себя таким образом, я со дня на день ждал встречи с Зимагором, сочиняя обвинительные речи.

Я все ждал, когда этот самый шаман зайдет в мое каменное жилище, и я насмешливо и смело посмотрю в его хитрое и коварное лицо.

Шаман, однако, не спешил приходить ко мне, и тогда я начал ждать Кыйдик, чтобы попытаться разузнать какие-либо подробности об их шамане, или, как они его там называют, Великом Курне. Собственно, Кыйдик я ожидал не потому, что у нее что-либо можно было узнать об их Великом Зимагоре, а скорее потому, что мне было приятно видеть чуткую и доверчивую девушку, смотреть в ее влажные глаза, слышать чистый и звонкий, как таежный родничок, голос.

Кыйдик пришла встревоженная и запыхавшаяся. Видимо, она торопилась — лицо се разрумянилось, дышала она часто и трудно.

— Я шибко спешила к тебе, Севгун, — сказала она. — Спешила предупредить тебя, что сегодня с тобой будет говорить Великий Зимагор. Понимаешь? Он сам будет говорить с тобой. Слышишь, Севгун?