Дополнительное расследование (т.2)

В каком-то пришибленном, раздавленном состоянии плелся я вслед за стариком по каменному коридору. В сознании билась одна-единственная мысль: «Надо скорей бежать. Немедленно бежать!» Умрун вывел меня в полумрак, показал рукой в направлении мерцающих костров, просипел:

— Ходи на та сторона. Первый огонь справа. Скажешь Лаулас: «Умрун послал». Ходи, ходи!

Чувствуя под тонкой подошвой обуви твердые камни и осторожно нащупывая в полумраке путь, я побрел в указанном направлении, навстречу неизвестности.

11

— Это Севгун! — услышал я голос Кыйдик, как только приблизился к первому пещерному огню.

— Садись с нами, Севгун, — тотчас отозвался глухой старческий голос. — Вон там будет твоя постель.

В голубоватых бликах огня лицо старика казалось каким-то синим, блестящим, будто отлитым из цветного стекла.

То, что я издали принял за костер, оказалось небольшим газовым факелом, выбивавшимся из примитивной форсунки. Тут же, рядом с очагом, стояла незамысловатая кухонная посуда: закопченные чугунные казаны и глиняные миски. Пахло вареной рыбой, нерпичьим жиром, сыростью, и ко всему этому примешивался запах йода.

После я узнал, что этот запах исходил от сухих водорослей, из которых в основном состояли постели этих людей. Тогда же меня меньше всего интересовали запахи: я стоял и оглядывал жилище, в котором мне предстояло жить невесть сколько.

Пещера была небольшой и явно искусственной. Стены ее прямы, на них сохранились следы обработки, свод овальный, напоминающий зонт, в середине которого имелось небольшое отверстие, куда не проникало и частицы света. Пол ровный и, вероятно, покрытый бетоном. Никаких окон, только широкое, почти от стены к стене, входное отверстие, края которого прикрывали нерпичьи шкуры.

— Ложись отдыхать, Севгун, — сказал старик. — И ни о чем не спрашивай. Великий Курн запретил Лауласу отвечать на твои вопросы. Все увидишь сам.

Голос старика звучал глухо и отрывисто, с мягкой сипотцой при произношении шипящих. Иногда в его речи проскальзывали слова родного языка, о смысле которых нетрудно было догадаться, так как в основном он говорил по-русски.

Я сказал ему, что мне хотелось бы выйти наружу, подышать свежим воздухом. Старик сокрушенно покачал головой:

— Воздух здесь кругом одинаковый. Это воздух То-Рафа Великого Зимагора. Другого воздуха нет! — он пристально взглянул на меня снизу вверх и тихо, видимо для того, чтобы не слышала внучка, добавил: — Рядом — небольшая пещера. Там есть щель. Мы все туда ходим... Бежать никуда не надо, Севгун. Выхода нигде нет. Все закрыто камнем.

Мудрый старик! Он будто подслушал мои мысли. Я и в самом деле думал о том, что мне, возможно, удастся выскользнуть отсюда и под покровом темноты уйти подальше от этого каменного мешка, от кошмарного великана, уйти с тем, чтобы вызволить из неволи это забытое племя.

Слова Лауласа отнимали у меня эту надежду, и, уже не веря в спасение, я вышел из пещеры и побрел в полутьме вдоль каменной стены.

Везде был камень и только камень. Ни просвета сверху, ни единого проема в серой холодной стене. Лишь несколько тусклых огоньков вдоль края огромной пещеры и загадочная темень на той стороне, откуда недавно я пришел, на той стороне, где находилось роскошное жилище рыжего великана. Жилище! Какое уж тут жилище... Это... Это попросту его логово. Логово Рыжего Курна.

Огни в крошечных пещерах горели ровно, не колеблясь, будто застывшие. Я машинально пересчитал их и даже несколько обрадовался: их было двенадцать. Значит, тринадцатым было логово Зимагора.

По русским поверьям, число прескверное, несущее всяческие неприятности.

Потом я узнал, что ошибся в своих подсчетах. Пещер, служивших жилищами, было гораздо больше, но только в двенадцати горели очаги. Только в двенадцати. В остальных пещерах очаги погашены. Племя вымирало.

В подавленном состоянии вернулся я в пещеру Лауласа, посидел молча у очага и, шурша нелепым халатом, полез на низкую каменную лежанку, устланную сухими водорослями.

В углу за пологом из рыбьих шкур отдыхала Кыйдик, рядом со мной глухо покашливал старик. Очаг ровно, с еле слышным шипением горел синеватым пламенем. Его никогда не гасили. Вечный огонь. Первая ночь у вечного огня. В этом чудилось что-то неестественное и кощунственное, ибо для меня в понятие «вечный огонь» был вложен другой смысл. Назвать вечным огнем домашний очаг просто святотатство. И тем не менее это было так. Неужто они так всю жизнь и проводят у этих газовых факелов?

Утро несколько рассеяло мои выводы на этот счет. Когда я проснулся, огонь показался мне тусклым, будто его обесцветили. Осмотревшись, я понял, что из-за полога у входа в пещеру падает бледный дневной свет. Так, значит, здесь нет над головой каменных сводов!

Увы! Каменные своды все-таки были. И довольно внушительные. Своды эти поддерживали толстые, диаметром не менее полутора метров, бетонные колонны, у самых вершин которых на тупых консолях смонтированы были подъемные стержни. Они поддерживали огромные глыбы, из-под которых струился дневной свет.