Дорога домой

Они взвалили на плечи рюкзаки, и Питер проводил их до перекрёстка. Он увидел, как Джейд взяла Сэмюэла за руку, – и вот они уже они, а он совсем один.

Но ведь я этого и хотел, напомнил он себе.

И всё же ему вдруг стало по-настоящему холодно, как будто ледяной ветер задул за воротник.

– Эй! – окликнул он их. – Весёлой свадьбы!

Они обернулись и помахали ему.

– Запомни! – крикнула Джейд. – Берегись лучика!

29

Он её нашёл.

Он не мог её увидеть из-за брызг. Он не мог её услышать из-за рёва воды. Он не мог её учуять из-за буйных, щедрых запахов вырвавшейся на волю реки. Он нашёл её чувством, которому не было названия, но оно было глубже остальных чувств, и оно говорило: Дочь. Там.

«Там» означало дерево. Столетнее дерево, насквозь изъеденное червями-древоточцами. Буря вырвала его с корнями милей выше по течению, швырнула в воду, и оно проволоклось по гранитным порогам и застряло, полузатопленное, у их подножия.

А теперь в путанице его корней застряла очень маленькая лиска.

Пакс стоял на мелководье, в струях мчащейся воды. Его дочь свисала вниз головой, совсем близко – но не дотянуться. Он лаял и лаял, от радости и от страха за неё. Какое-то мгновение она висела безжизненно, словно пустая шкурка. А потом открыла глаза.

Пакс снова залаял, теперь уже от чистой радости. Он скакал – брызги летели во все стороны, – крутился под дочерью, примеривался. Сразу за мелководьем поток опять ревел, разбиваясь о зазубренный камень. Если он промахнётся, вода унесёт их обоих.

Он не промахнётся.

Он прыгнул, повис в корнях – на один миг, ровно столько ему понадобилось, чтобы рывком выдернуть дочь. Спрыгнул на мелководье, держа её в зубах, и вытащил из воды.

Он бережно опустил её на травяной холмик и сам улёгся, обвился вокруг, заверяя её, что всё хорошо, она в безопасности. И это была правда. Дочь насквозь промокла, обессилела, но крови нигде не было, и ноги, похоже, остались целы.

Больше всего Паксу хотелось отвести её домой. В тёплом логове, с братьями и матерью, она бы сразу перестала дрожать. Игла бы яростно заботилась о ней, давала бы ей своё молоко и свою силу.

И сам Пакс сразу бы успокоился рядом с Иглой. Он стремился к ней; это была самая долгая их разлука с тех пор, как они встретились. Но путь домой чреват опасностями – и даже если удастся их избежать, всё равно для ослабевшего измученного щенка он непреодолим.

Нет, домой пока нельзя. Он должен найти безопасное укрытие для дочери – здесь и сейчас.

И он знал одно подходящее место.

Почти у берега – меньше двадцати прыжков отсюда. Там росла древняя пихта с длинными, стелющимися по земле лапами, такими разлапистыми, что под ними образовалось что-то вроде грота. Пакс однажды укрывался в нём вместе со старым лисом, Серым. Там темно, но просторно, а пряный запах многолетних слоёв хвои спрячет их собственные запахи от хищников.

Прежде чем устроить дочь в гроте, Пакс досуха вылизал её и оставил греться на солнышке. А сам принялся ходить кругами вокруг пихты, носом в землю, вынюхивая опасности. Их не обнаружилось, зато он заметил кое-что другое: впервые с тех пор, как они вышли к реке, он не учуял запах своего мальчика. У берега, над последним уступом, след Питера резко обрывался.

Пакс поспешил к дочери и отнёс её под пихту. И уложил в глубине, возле ствола, и сам улёгся рядом, чутко ловя каждое её движение. Даже когда маленькая лиска уже уснула, он следил за её дыханием, пока глаза его не закрылись, а голова не опустилась на лискину головку.

Только сейчас он ощутил собственные травмы: тупую боль в плече, в бедре, острую – в боку, при глубоком вдохе.

Дочь жалобно заскулила во сне, напряглась, упёрлась ногами в его грудь. И Пакс снова понял: для неё он сделает всё. Всё, что понадобится.

30

Питер нашёл ключ на обычном месте и вошёл. Отдёрнул занавески в гостиной, постоял перед окном, щурясь и моргая.

В доме всё было в точности как раньше, не считая годового слоя пыли. Но при этом всё почему-то казалось незнакомым. Даже нереальным. Он шагнул в кухню – может, там будет по-другому? Но нет, и в кухне его охватило то же тревожное ощущение. Как будто кто-то попытался создать точную копию его старого дома, но получилось чуточку не так.

Он обеими руками ухватился за край стола, чтобы не потерять равновесие, и несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул. Это просто вещи, сказал он себе. Просто шкафчики, кастрюли, сковородки. Диваны и стулья. Просто вещи. Да, родители пользовались ими, пока были живы, и да, ему от этого жутковато. Может, он больше и не чувствует здесь себя дома, может, это место не так ему подходит, как хижина, которую он сам построил, – но теперь это его дом. Точка.

Он вышел из кухни. Дверь в отцовскую комнату дальше по коридору была полуоткрыта. Он захлопнул её, не заглядывая.

Следующая комната была его. Там должно быть нормально. Эта комната всегда была его прибежищем. Он толкнул дверь – и всё, что он утратил с тех пор, как уехал из этого дома, разом навалилось на него.

Это просто комната, сказал он себе и вошёл. И осмотрелся.