- Это я и сама знаю, но досадно то, что среди нас нашелся наглец, думающий только о своей утробе.
- Не наглец, а наглая, - поправила ее Мотя.
- Ах, какая разница! - воскликнула Дуся. - Суть дела от этого не меняется, - произнесла Дуся, и взяв бутылку с подсолнечным маслом, вышла во двор.
В это время, в наступившей тишине, послышалось громкое всхлипывание. Мотя повернулась на этот звук и увидела, как Вера, уткнувшись в подушку, тихо плакала.
- Вера, что с тобой? - в недоумении спросила ее Мотя.
Все, кто в был амбаре, побросав свои занятия, смотрели молча на плачущую Веру.
- Что с нею случилось? - обращаясь к Моте, спросила Оля.
- Не знаю, - ответила Мотя, пожав плечами.
- Что случилось, Вера? - повторила Мотя, подойдя к ней.
Вера, еще громче зарыдав, истерически замолотила руками по подушке. - Не могу! Я так больше не могу! - начала кричать она, размазывая слезы по щекам.
- Верунчик, да что случилось с тобой? - с тревогой в голосе спрашивала Мотя. Подошла Оля. Другие девчонки. Начали расспрашивать ее, пытаясь добиться признания, но Вера в ответ на их вопросы еще громче разрыдалась, уткнувшись в подушку.
Тело ее от очередного приступа вздрагивало. Девушки смотрели на нее с недоумением: одни осуждающе, как на очередное притворство; другие с жалостью и вот-вот готовы расплакаться сами.
- Да в конце концов, ты можешь нам объяснить свои слезы? уже с возмущением спросила ее Мотя. - Так и будешь реветь целый день, не объяснив нам причину.
- Пусть выплачется, ей легче станет, - посоветовала Оля. - Я сама по себе знаю.
- Да что-то я ни разу не видела, чтобы ты так ревела, - посмотрев на Олю, сказала Мотя. - А эта ревет, как белуга, и без всякой причины.
- Я так больше не могу! Все к черту! - вдруг закричала Вера и, приподнявшись, села на постель, и стала протирать руками глаза.
- Что ты не можешь? - не скрывая своего раздражения, спросила ее Мотя. - Ты можешь по-человечески, в конце концов, по-русски, объяснить нам чего ревешь?
- Так жить! Это каторга, а не жизнь! - вызывающе, истерически выкрикивала она. Как будто бы девушки, стоявшие перед нею, были в чем-то виноваты. - Ходишь вечно полуголодная, вкалываешь от восхода до захода солнца, даже выходных не дают, - приподнявшись на локте, бросала она тяжелые слова в душу своим подругам.
- Больше я так не могу, сбегу я отсюда. Даже помыться по-человечески негде.
- А куда же ты сбежишь? - иронически спросила ее Мотя.
- Домой!
- Значит, под бочок матери, вернее на ее шею? И что же ты матери скажешь? Здравствуйте, дорогая мамочка, я дезертир трудового фронта, явилась собственной персоной, прошу непутевое твое дитя любить и жаловать, - с сарказмом в голосе говорила Мотя. - Я у тебя дочь уже взрослая, а работать ты меня не научила, так прошу, дорогая мамочка, корми и одевай меня и не пеняй на меня, что я сбежала от непосильного труда. - Не срами людей с тобой работающих да и себя! Что люди подумают о тебе...
Вошла Дуся приглашать девчонок на завтрак и видит, что Вера, опершись на локоть, с поникшей головой, уставилась неподвижными глазами в подушку, а рядом с нею стоят полукругом девушки.
«Не заболела ли Вера,» - подумала она, подходя к ним, затем спросила: Что случилось?
- Да вот, посмотри на будущего дезертира трудового фронта! Говорит, уйду со стройки, не может ее величество трудиться в таких условиях. Подавай, говорит, трехразовое питание и каждый день баню, чтобы она после работы могла свое нежное тело помыть. Может, ей массажиста наймем? Ха-ха!
- Да в чем дело? - повторно спросила Дуся, не поняв сарказма Моти.
- Да вот проснулась и стала плакать, - стала рассказывать Оля. - Мы пытались выяснить, в чем дело, а она кричит: "Не могу я больше так жить, уеду домой!" - Уговоры не помогают. Ну, Мотя ее и отругала.
- Понятно, - сказала Дуся. Идите завтракать, а то на работу опоздаете, а мы тут потолкуем с нею.
- А ты как же? - спросила ее Оля.
- Оставьте нам, мы потом.
Когда девчонки вышли, Дуся подсела к Вере на постель и, посмотрев пристально на нее, сжавшуюсь в комок, спросила: "Верочка, ну что с тобой?"
Дуся понимала, что на Веру, у которой нервы сейчас натянуты до предела, грубое слово в данное время может повлиять отрицательно: она замкнется, уйдет в себя и тогда из нее ничего не вытянешь. Поэтому она решила в разговоре с Верой применить ласку. На ласковое отношение люди всегда отвечают размягчением души и охотнее идут на откровенность, особенно с близким человеком. А Дуся была ее подруга, с которой они росли вместе с самого детства.
- Ты говоришь, тяжело, - начала она. - А мне думаешь, легко, а девчонкам, а тем солдатам, которые в окопах сейчас сидят? Легко ли им? Да что там отдельным людям, всему нашему народу, ох, как нелегко живется. Вот разобьют фашистов, тогда и заживем.
Вера молчала. Но видать немного отошла.