Дорога к пропасти

Гога удобно расположился в комфортабельном кресле. Удивительная штука — самолет! Завтракаешь в Москве, обедаешь в Тбилиси. Только что был старт, оглянуться не успеешь — посадка! Завтра надо пойти в институт, сдать документы…

Каждую осень Гога держит экзамены в институт. «Сыпется» обычно по всем предметам. Но зато какая отличная маскировка! Он хочет учиться. Он занят делом. И пусть милиция к нему не придирается.

Гога берет у стюардессы бутерброды. Закусывает. Настроение у него отличное. Легкомыслие всегда спасает Гогу от излишних переживаний. Как что-то далекое и не заслуживающее особого внимания, вспоминается вчерашняя неудачная попытка ограбить сберегательную кассу. Пожалуй, Гога даже доволен, что их «товарищество на паях» распалось. С Коброй опасно иметь дело. Втянет в такую авантюру, из которой не выпутаешься. В недобрый час встретил он Кобру. Теперь Гога сам подберет себе парочку помощников. Сам станет «боссом». И займется каким-нибудь легким мошенничеством, за которое, если и попадешься, много не получишь.

Жаль только денег, что остались у Кобры. Ну да ничего. Пока монета есть: вчера выгодно продал жемчужное кольцо.

Гога кончил закусывать. Искоса взглянул на соседку. Симпатичная мордашка! Не пригласить ли ее в ресторан?

— Разрешите представиться — Арчил Баташвили. Студент. Коренной тбилисец. Абориген. Рад буду показать вам достопримечательности Тбилиси.

Клюнет или не клюнет?

— Благодарю. Мне покажет муж.

Не клюнуло! Наплевать.

Самолет идет на посадку. Приземлился. Побежал по дорожке. Замер.

— Нам бы, нам бы, нам бы всем на дно, — весело напевает Гога, спускаясь по лесенке. — Там бы, там бы, там бы пить вино.

Впереди — соседка. К ней устремляется, сияя улыбкой, молодой капитан. Она что-то говорит. Оба смеются, смотрят на Гогу.

Последняя ступенька. Ноги его касаются земли. По бокам вырастают двое:

— Пройдемте с нами!

Гога видит страх и любопытство в глазах соседки. Бывшей соседки. Той, которую он хотел пригласить в ресторан. Капитан берет ее под руку. А Гогу ведут к машине. Недавние попутчики расступаются, торопливо отходят. Все сторонятся его. Как будто он болен проказой или чумой.

…Междугородняя соединяет Тбилиси с Москвой. Кирилл Дегтярев снимает трубку.

— Ваше задание выполнено. Баташвили-Мачевадзе задержали, когда он выходил из самолета.

— Доставьте его в Москву, — говорит Кирилл.

* * *

Дегтярев умеет разговаривать с людьми. Он не держится высокомерно и враждебно. Не впадает и в другую крайность, которую особенно презирают бандиты: тон у него никогда не бывает заискивающим. Изучая преступника, знает, что тот, в свою очередь, изучает его. Но Гога слишком глуп, чтобы изучать следователя. Сейчас он похож на павлина, распустившего хвост. Нахально развалился на стуле. Глаза вприщур. Наглый, вызывающий взгляд. Только где-то в самой глубине зрачков притаился страх.

«Трусит и хочет прикрыться нахальством. Такой орешек разгрызть не трудно. Думает, начну спрашивать о сообщниках, об ограблениях, буду вести протокол. Ну нет, с этим мы подождем». И Дегтярев беседует с Гогой на совершенно посторонние темы. Просто так, о жизни. О Тбилиси. О Москве. Об институте, куда Гога никак не может поступить. Гоге начинает казаться, что ему удастся легко выпутаться. «Этот следователь простак, — думает он. — И ничего не знает о Кобре и Красавчике».

У Гоги возникает «гениальная» идея:

— Я вижу, вам уже все известно, начальник! Так что нет смысла скрывать. Да, я нигде не работаю. Принципиально. Пускай дураки трудятся. Жизнь дана только раз. Я не просил, чтобы меня родили. Но если уж папе и маме, дай им бог здоровья, так захотелось иметь дитя — пусть теперь кормят…

Гогин маневр Кириллу ясен: хочет, чтобы выслали за тунеядство. Полагает, что ему удастся избежать таким образом кары за ограбления. Пока, мол, разберутся — он уже будет далеко. Знает ли он, что Зарубин арестован?

«Не знает, — решил Кирилл. — Посмотрим, как среагирует».

Когда вводят Анатолия Зарубина, лицо Гоги сереет.

— Вы знакомы с этим человеком?

— Никогда не встречал! — Руки у Гоги трясутся. Трудно сказать, кого он сейчас боится больше — Кобру или Дегтярева. — Совсем никогда не видел!

— Напрасно отрицаете. Зарубина вы знаете отлично. Третьего июля вместе ограбили квартиру поэта Сергейчука. В то время вы жили у Акишиной и были наводчиком. Восемнадцатого июля совершили ограбление квартиры архитектора Денисова. Шестого августа сделали попытку ограбить сберегательную кассу. Вы подвозили своих сообщников на «Москвиче», взятом напрокат. И увозили их с крадеными вещами.

— Вас ввели в заблуждение! Я не принимал участия ни в каких грабежах! Этого человека никогда не видел. Никогда… Я, конечно, не святой, даже, случалось, нарушал уголовный кодекс… Но чтоб грабеж… Упаси меня бог! Родители прокляли бы своего младшего сына, если б он посмел связаться с бандитами! Поверьте, гражданин следователь…

Теперь он был похож не на горделивого павлина, а на общипанную курицу. Гога смертельно боялся мести Кобры, поэтому отрицал все. Он отрицал бы до конца, если б Кобра презрительно не бросил: