Дорога моей земли

Друзей на войне хоронили
не всех одинаково мы:
одним — со звездой обелиски,
другим — пирамидой холмы.

Санбаты, затишье и штурмы.

Но долг нас к товарищам звал:
трикратный салют автоматов
над каждой могилой звучал.

Я видел кресты христианства

зимою при входе в Белград:
на мертвых сердцах коммунистов
они часовыми стоят.

Бог с ним, с добродушьем белградцев,

с душевною их простотой, —
мы видели в этом усердье
признание дружбы святой.

Югославия, г. Вршац, 1944 г.

Дочь русского эмигранта

Три года она провела
в партизанском отряде,
в крестьянской одежде
прошла по немецким тылам:
пожары в Загребе,
на тумбах листовки в Белграде…
А мы в эти дни
пробивались к Днепру по снегам.

Рассказы юнакам

читала она в лазарете
о русском солдате —
часами, часами подряд, —
о сказке России,
о самой чудесной на свете…
А мы в эти дни
по Болгарии шли на Белград.

Ее порицать и винить

мы не смеем. В судьбу ли
свою ей не верить,
в судьбу, что лишь сказкой была?..

Она,

в двадцать первом
родившаяся в Стамбуле,
живя в Югославии,
русской мечтою жила.

1944 г.

Зимние цветы

Романс

Зимние цветы стоят в бокале на окне,
сербиянка-девушка их подарила мне.
За окном — метелица с рассвета,
бьет в окошко ветер ледяной,
а цветы, как маленькое лето,
в комнатке штабной.

И когда морозный лунный вечер настает,

вижу, мимо дома сербияночка идет,
и поет она: «Когда и где мы
встретимся и перейдем на „ты“?»
Что же вы молчите, хризантемы,
зимние цветы?

Я покинул маленькую Сербию зимой,

но букет цветов остался в памяти со мной.
И всегда в завьюженное время
согревают душу и мечты
юной сербиянки хризантемы —
зимние цветы.

1944 г.

Журавлиная почта

Просторно и чистенько в горенке,
окошко распахнуто в сад;
в саду — ни сучка, ни задоринки,
на яблонях луны висят.

Шумит наливная антоновка,

плоды опустив до земли.
А около — тоненько-тоненько
жужжат золотые шмели.

Такой задушевно-печальною

еще не случалась заря:
она — словно песнь величальная
в начальный рассвет сентября.

Свежа она поздними травами

и пожнями сжатых полей,
звучна — на реке — переправами,
высокой трубой журавлей,

на кузне — веселыми стуками,

звоночком, что в школе звенит.
И вся она — красками, звуками
и запахом душу пьянит.

Покуда ветра за дубровою

деревьям сулят холода,
а утренник лапкой кленовою
шагает по корочке льда, —

далеко, лучами обласканы,

с измученных крыл журавли
роняют пылинки рязанские
на травы албанской земли.

1944 г.

Жалость