Дорога на Москву

Как это часто бывает с дурами, Катька попала в точку. Не так давно я влип в историю именно с анекдотом. Со Светой из Академии наук мы уже не ездили отдыхать в Сухуми, но отношения всё же поддерживали. Перезванивались, встречались раз в месяц, а то и реже, и было ясно, что тонкая нитка, связывавшая нас, вот-вот оборвётся.

Я позвонил Свете и рассказал анекдот про ботинки Брежнева. На Красной площади встретились Леонид Ильич и Арвид Янович Пельше. «Леонид Ильич, у вас на ногах один ботинок чёрный, а второй коричневый», – сказал Арвид Янович. «Но что же делать? – почмокал губами Леонид Ильич. – Дома у меня тоже остались один ботинок чёрный, второй коричневый».

Я свои анекдоты даже по телефону рассказывал с выражением: понижал голос, чмокал, хмурил бровки, в общем, изо всех сил корчил из себя генсека. Света немного посмеялась и перевела разговор на свою сестру. Та познакомилась с молодым человеком, но пожениться они не могут.

– Это почему же? – спросил я.

– Его посылают на работу за границу.

– Ну и что?

– Так он же оттуда.

– Шпион? – наконец догадался я. – Повезло девушке. Где она его нашла?

– Новый год в одной компании встречали. Теперь лежит и плачет.

– А он?

– Переживает. Хорошо, в нашей семье репрессированных нет. Но тоже проверяют.

Я чуть было не посоветовал, чтобы сестра брала пример со Светы. Её ведь тоже не берут замуж, но она не плачет.

– Давай встретимся и обсудим всё подробнее, – предложил я.

– Я себя неважно чувствую. Позвони в следующую субботу.

Но в субботу звонить не пришлось, потому что до этого позвонили мне.

– Надо встретиться, – сказал Вася, мой студенческий товарищ. – И срочно!

– Сколько брать бутылок? – весело спросил я.

– Боюсь, двумя ты не отделаешься, – понизил он голос. – Не телефонный разговор.

Я не обратил на его слова внимания, но дело действительно оказалось серьёзным. У Васи в органах работал друг, и на днях в разговоре он упомянул мою фамилию.

– Мою?

У меня в животе появился неприятный холодок.

– Твою, – кивнул Вася. – Говорит, попал парень. У них на прослушке стояла квартира, и тут ты со своим анекдотом.

– Каким анекдотом?.. – упавшим голосом спросил я.

– Про Брежнева. Говорит, хорошо рассказывал, они все смеялись. А потом составили рапорт. Сейчас Коля с этим рапортом придёт сюда, так что беги в магазин еще за литром. Но четырёх бутылок может и не хватить.

Я слетал в ближайший гастроном за водкой.

Николай оказался интеллигентным парнем с внимательным взглядом. Мы все учились в одном университете. Коля после физфака пошел на службу в органы. Меня он знал по выступлениям на ковре.

– Классно ты нашего Соколова в финале положил! – сказал он. – Помнишь?

Я не помнил, но кивнул.

– Так он же мастер спорта, – сказал Вася. – Как дела на службе?

– Нормально, – пожал плечами Николай. – Платят хорошо, но скучно. Иногда вот анекдоты послушаем. Правда, их редко по телефону рассказывают.

– Тем более редакторы телевидения, – засмеялся Вася. – Что с ним теперь будет?

– Ничего, – посмотрел на меня Николай. – Разопьём две бутылки сейчас, две я отнесу ребятам – и порвём рапорт к чёртовой матери. Зачем человеку жизнь портить?

Я понял, что впервые в жизни прошёл по лезвию ножа. Это было отвратительное чувство. Оказывается, хуже всего ощущать себя должником.

– Может, ещё литр купить? – спросил я.

– Достаточно, – покачал головой Коля, – нам на работе много пить нельзя.

– А фольклористам можно, – с удовлетворением сказал Вася. – Платят мало, зато пей, сколько влезет. Хорошо жить в такой деревне, как Минск. В Москве ты бы Колю никогда не нашёл, загремел бы в лагеря.

– Сейчас за политику почти не сажают, – возразил Николай.

Мне показалось, что он слегка сожалеет об этом. Что ж, профессия накладывает свой отпечаток даже на интеллигентных людей.

…Но сейчас, в комнатёнке электрика Володи, уже я чувствовал себя сотрудником органов.

– Мне как-то не довелось познакомиться с делом Михоэлса, – посмотрел я на Катьку с Ленкой, – но многих тогда сажали по делу. Неужто вы думаете, что врагов народа не было вовсе?

– Не было, – сказала Катька.

– Может, один Троцкий, – согласилась с ней Ленка.

– А Каменев с Зиновьевым? – повернулся я к Володе.

Тот усмехнулся.

– Михоэлса мы тебе никогда не простим! – с пафосом сказала Катька.

Она насупилась, но, не выдержав, расхохоталась.

– Пойду я от вас к белорусским писателям, – встал я с кровати, на которой сидел рядом с Катькой; Ленка с трудом удерживалась на колченогой табуретке, Володя располагался у её ног. – Уж эти не выдадут. Во всяком случае, с Троцким приставать не будут.

– Иди-иди, – бросила мне в спину Катька, – скоро сам превратишься в классика, и мы тебя станем презирать.

Крыть было нечем, я ушёл в темноту.

Своих старших товарищей по цеху, Миколу Петровича и Ничипора Макаровича, я встретил на набережной.

– А ты здесь откуда? – удивился Микола Петрович.

– Отдыхаю дикарём.