Дорога на Царьград

Толику неудовольствия Мичко испытал, лишь осознав, что должен пешком возвращаться туда, где он оставил автомобиль. Когда студент, наконец, добрался до места, где был припаркован «БМВ», сумерки уже сгущались. И только тогда его настроение сильно подпортилось: от дядькиной машины осталось лишь темное пятно на асфальте. Мичко присел на корточки и окунул в него палец. Это было масло. Мичко задумался. Он не замечал, чтобы масло подтекало. Автомобиль все-таки был старым. Дядьке явно пора было купить новый. Хотелось бы верить, что он не сильно расстроится, когда племянник ему сообщит, что кто-то угнал машину с желтой полосы.

Дядька все же сильно разнервничался. А когда дьякон Новица узнал, что Мичко не только потерял его автомобиль, но и провалил данное ему задание, он вышвырнул племянника из библиотеки, наказав тому больше не попадаться ему на глаза. Мичко по телефону пожаловался на дядькину суровость и несправедливость матери. Наранджа позвонила брату и попросила его дать парню еще один шанс. Не преминув напомнить Новице, как и он когда-то, еще будучи ребенком, потерял овцу, за что отцом был бит и оставлен без ужина. И как она ему тайком принесла молоко.

Новица немного смягчился и призвал Мичко назад. Помогло и то, что ему приятели из полиции сообщили, что «БМВ» найден. К счастью, автомобиль угнали не профессионалы, а какие-то хулиганы, захотевшие просто покататься. Когда бензин в баке кончился, они бросили машину у дороги на Крушевац. Мичко очень экономно заливал бензин. По пять литров, не больше. А старое механическое чудовище пожирало много.

Новица согласился и дальше заботиться о племяннике, но в воспитательных целях давал ему теперь самую трудную и грязную работу. Одно из поручений было равносильно заданию очистить авгиевы конюшни, которое в стародавние времена получил от царя Геракл. Мичко нужно было разобраться и упорядочить документацию и старые церковные регистрационные книги, сваленные в колокольне Соборной церкви.

Все в епархии знали, что значит сцепиться в борьбе со старой документацией, и потому годами ловко уклонялись от этого. Когда в гости к владыке пожаловали какие-то оппозиционеры и наобещали ему золотые горы – возврат церковного имущества и все в таком духе – по своем приходе к власти, казавшемся неминуемым, так как после утраты Косово народ ни за что бы не стал голосовать больше за коммунистов, владыка дал Диче задание привести документацию в порядок. А тот сразу же перевел стрелки на Новицу.

«А у Новицы есть Мичко, заключенный…» – ворчал племянник, весь запачканный тяжелой пылью, десятилетиями скапливавшейся на груде бумаг.

После того, как Мичко узнал о том, что «БМВ» нашелся, ему стало еще труднее смириться с дядькиной несправедливостью. «Вот не сдам экзамены. И все скажут: «Мичко – лоботряс». А как я их сдам? Чтобы все это разобрать, надо хотя бы два месяца! Да какие два месяца! Полгода!»

А потом Мичко, который все же был церковным интеллектуалом в процессе формирования, сел и начал размышлять о том, как можно вообще разобраться в таком беспорядке. От дядьки он получил основные указания: сначала сложить в одну кучу книги записи крещеных, венчаных и захороненных, в другую кучу – старые протоколы, счетоводческие книги, расписки, а в третью кучу – земельные книги.

Все это было бы хорошо, но только в колокольне не хватало места, чтобы человек мог свободно развернуться, а лампочка мерцала так слабо, что разглядеть что-нибудь можно было с превеликим трудом.

«На лампочках экономят, жадины в сутанах! А на каких авто раскатывают – это не важно!»

Если бы он не активизировал в своем воображении картинку джипа с никелированными бамперами и затемненными стеклами, на котором и он бы ездил после получения в свое ведение епархии, то тогда, вероятно, Мичко бы все бросил под каким-нибудь надуманным предлогом. (Например, он мог сказать дядьке, что вывихнул ногу на крутой деревянной лестнице в колокольне.)

У Мичко не было девушки, и он еще не думал серьезно о венчании. А венчание было необходимым условием для рукоположения в сан. Конечно, если бы он не захотел постричься в монахи. А этого Мичко точно не хотел. За отсутствием конкретной избранницы Мичко в своем буйном воображении заселился в прекрасный епархиальный дом с Клаудией Шиффер. Дом был белый, с вестибюлем из темного дерева. Мичко сидел в прохладе вестибюля, попивал ракию, закусывая копченым мясом и молодым сыром, которые ему прислала из деревни мама Наранджа. А попадья Клаудия в длинном, но плотно облегающем фигуру платье со шлицей подрезала розы и напевала сто третий псалом.

А солнце искрилось на никеле джипа, припаркованного у высоких деревянных ворот.