Дорога пряности

Я отталкиваюсь от стены переулка, которую подпирала уже почти полчаса, погруженная в тревожные мысли. По грязи рядом с моей туфлей ползает черный скарабей, первые лучи утреннего солнца мерцают на изогнутой спинке. Он издает испуганный писк и молотит тонкими лапками. Я перешагиваю через жука и направляюсь в скорняжные кварталы Таил-са. Таха и Реза тенью движутся следом.

Удушливый, мерзкий запах гниющих сырых шкур, голубиного помета, соли и известняка долетает до меня с кожевенной лавки дальше по дороге. Глаза слезятся, и я морщу нос, осматривая окрестности. Коричневые имперские знамена, строгие, несмотря на золотую бахрому, висят между зданиями, развеваясь на горячем ветру. Под ними отрывают на день свои лавки швеи, портные и сапожники. И пусть жители Таил-са все еще носят то же, что и их предки, мне кажется, в окнах преобладают силуэты по моде родины короля Глэдрика: узкие талии и пышные юбки у женщин, облегающие штаны, дублеты и длинные туники у мужчин. Неужто захватчики верят, что изменят засушливую погоду Алькибы, одевшись таким образом?

Дальше в переулке стоит в ожидании повозка, которой управляет Кайн. Наш отвлекающий маневр, не сказавший мне за утро почти ни слова. Я поднимаю взгляд на каменный фасад лавки напротив, где к металлическому крюку в стене крепится край одного из полотен. На плоской крыше между пальмами в кадках сидят Амира с моим кинжалом и Фарида, обе в платках, натянутых на лоб. Сестра ободряюще улыбается, а Фарида задумчиво смотрит на тюрьму вверх по дороге. Чудовищная крепость возвышается над желтым городом, как зверь, солнечный свет лезвиями вонзается в ее стены и сторожевые башни. Где-то внутри ее чрева находится Афир.

Я лезу в карман шальвар за отмычкой, затем поворачиваюсь и, прищурившись, смотрю на дорогу и поглаживаю прохладную сталь. Отстраненно отмечаю, как выступает на лбу пот, как тяжело в груди стучит сердце, как трепещет в мышцах волшебство. Бывало и труднее: я сражалась с песчаным змеем величиной с три повозки, попадала на целое кладбище гулей, ускользнула от Хубаала Ужасного. Но это никак не успокаивает нервы. Сейчас все не так, как на других вылазках. Сейчас на кону жизнь брата.

Повозка с грохотом выворачивает из-за угла, двойка гнедых лошадей скачет легким галопом. Тогда я начинаю медленно, непринужденно идти вдоль обочины, Таха и Реза следуют за мной. Повозка прокатывается рядом, и в мгновение ока все переворачивается вверх дном. Лошади с пронзительным ржанием бросаются в сторону, колеса скрипят, оси возмущенно стонут, раздаются сердитые крики. Немногочисленные прохожие останавливаются, уставившись на повозку Кайна, перегородившую путь другим. Двое воинов осыпают его словами, которые могут быть только проклятиями, но Кайн отказывается сдвигаться. Вместо этого он восклицает:

– Куда прете, вы, ослы?!

Солдаты, должно быть, немного знают алькибанский. Они спрыгивают с повозки и подходят, положа ладони на рукояти мечей, и тем самым дают нам крошечную возможность – единственный шанс.

Мы крадемся к повозке. Фарида тем временем перерезает веревку, которая держит знамена. Та лопается, и полотна падают вниз, накрывая повозку и пряча нас. Эта была моя придумка. Впереди снова раздается ругань солдат, даже зеваки невольно вскрикивают.

– Да плевать на знамена. Вы, дурни, чуть не сшибли мою повозку! – продолжает Кайн и добавляет пару грязных слов на языке харроулендцев, снова обращая гнев солдат на себя.

Таха запрыгивает на заднюю ступеньку повозки и бросает короткий взгляд на заключенных через маленькое бронзовое окошко, а Реза поднимает деревянный засов, отпирая дверь. На нас в ответ смотрят шестеро чумазых узников в кандалах, встревоженные лица блестят от пота.

– Вы трое отправляетесь на волю, – шепчет Таха, тыча пальцем в двух парней и девушку. – Остальным сидеть тихо и не дергаться. У кого хотя бы мысль проскочит предупредить солдат, тот умрет прежде, чем вытолкнет из глотки хоть слово.

И я точно знаю, что это не пустые угрозы. Узники явно хотят спросить, что происходит, может, тоже вымолить свободу, но слишком боятся Тахи. И я не просто понимаю их молчание, я очень на него рассчитываю.

Снаружи солдаты все еще препираются с Кайном, но их голоса становятся громче. В любой момент они могут устать от ссоры и обнажить клинки. Мы достаем отмычки и спешим снять с троих заключенных кандалы.

– Теперь снимайте одежду, – приказываю я, складывая цепи на скамью.

– Зачем вы это делаете? – не выдерживает девушка, стягивая тунику через голову. – Никто не хочет попасть в тюрьму.

– Кто-то хочет. Вот, надевай.

Я облачаюсь в колючую тюремную тунику и шальвары бежевого цвета. Новых узников обыскивают по прибытии, и Таха и Реза выбрасывают отмычки за дверь, прежде чем сесть на скамью и застегнуть кандалы на запястьях. Я влезаю в туфли, но замираю, когда над крышей шуршат знамена. Отвлекающий маневр завершен. Надо действовать быстрее, пока повозку не открыли.

– Заприте дверь на засов и уходите, как будто вы не нарушили никакой закон, – говорю я узникам и тоже избавляюсь от отмычки.