Дорога пряности

– Нахла, – зовет он снова, но теперь куда жестче, и его сияющая корона испускает яркий злой свет. – Ты там?

Он отводит занавеску, выходит в сад, и я крадусь следом.

Он резко выдыхает и тихо произносит:

– Нет… пожалуйста, нет.

Но до того, как успеваю увидеть, что его так поразило, настоящий Кайн судорожно оттаскивает меня обратно. Я сопротивляюсь, отчаянно пытаясь заглянуть за дверь в сад и наконец узнать, что превращает радость Кайна в горькую ярость в каждом моем кошмаре, но против его стальной хватки я бессильна. Видение рассеивается, как дым кальяна на сквозняке. Последним я слышу лишь хриплый крик Кайна в свежем утреннем воздухе:

– НАХЛА! Как ты могла так поступить со мной? Как ты могла?!

Меня вышвыривает из памяти, точнее, это Кайна вышвыривает из моей души. Я распахиваю глаза, тяжело дыша. Кайн стоит передо мной, его плечи быстро поднимаются и опускаются. Его вид, капитанская каюта, соленый душный воздух реального мира – все это кружит мне голову. Я приваливаюсь к столу.

– Кто такая Нахла? – сиплю я, сжимая голову руками. – Это она украла твое волшебство? Вот что случилось?

– Ты вторглась в то, что принадлежит лишь мне одному, Имани.

Мое сердце замирает.

– Что? Я подумала…

– Ты подумала, что было бы неплохо меня обмануть, когда я не стал поступать так же с тобой? – вопрошает джинн. – Ты подумала, что имеешь право на мое прошлое только потому, что я с тобой рядом? Или, точнее, потому что я в твоей власти?

У меня сжимается горло, кажется, будто стены вот-вот меня раздавят.

– Нет, я просто не думала, что это так заденет…

– Действительно, с чего бы? Всего лишь одно из моих самых болезненных воспоминаний. – Тонкие черты его лица искажает мука, в глазах блестят слезы. – Тебя не волнует, причинит ли мне это боль, потому что я для тебя не более чем средство достижения цели. Ты совсем не похожа на Афира. Он уважал меня, обращался со мной достойно. Но ты лишь используешь других, чтобы получить желаемое, и приходишь в ярость, услышав отказ. Такая же, как и все тебе подобные. Эгоистка.

– Кайн. – Я беру его холодные руки в свои. – Ты прав. Я не должна была заглядывать в твою память без позволения. Любопытство взяло верх над разумом. Твое прошлое принадлежит только тебе, и ты можешь со мной поделиться, только если сам того захочешь.

Джинн опускает взгляд, и по его щеке скатывается одинокая слеза, чистая и драгоценная, как бриллиант. Я потрясена этим до глубины души. Я думала, что Кайн первым делом разозлится на меня, и была готова дать отпор. А такого я совсем не ожидала. Не ожидала боли, свидетелем которой стала в том воспоминании, и того, насколько виноватой я ощущаю себя сейчас.

Кайн высвобождает руки.

– Я оставил знание так, чтобы ты его нашла, – произносит джинн ровным голосом. – Переспи с ним. Оно придет, когда понадобится. Если это все…

Он возвращается в кинжал, оставляя меня по-настоящему одну в мутной тьме. Стыд скручивает мои внутренности, как мокрую тряпку, выжимая из меня оправдания, какие были. Все это время я действовала так, словно Кайн замышлял против меня недоброе, но он лишь выполнял обещанное. Он уже так близко подвел меня к спасению брата, и тут я воспользовалась его доверием. Да простят меня духи, но я чувствую себя так, будто причинила боль… другу. Кайн – еще один в череде тех, кого я бездумно недооценила и обидела.

Я едва слышу стук, затем скрип двери.

– Имани? – Амира, шаркая, входит и окидывает взглядом темную каюту. – Надеюсь, я не помешала? Хотела пожелать тебе удачи завтра. А еще я сообразила кое-какой ужин на палубе.

У меня тоже текут слезы. Я подхожу к своей милой сестренке и заключаю ее в объятия.

– Прости, что я тебя столько обижала, – всхлипываю я.

Нахмурившись, Амира гладит меня по спине:

– Имани, не нужно извиняться. Я знаю, ты хочешь как лучше.

Но в том-то и проблема. Недостаточно желать добра, уже нет – я должна еще и творить добро. В противном случае чем я отличаюсь от Тахи? Мы оба отталкиваем других в погоне за собственными идеалами, двигаясь путем благих намерений только затем, чтобы обрести в конце одиночество. Ни семьи, ни друзей. Победители пути, усеянного обиженными людьми, которые так и не услышали извинений.

Амира похлопывает меня по руке, отвлекая от мрачных мыслей:

– Ты стараешься изо всех сил, слышишь? Большего никто не может от тебя просить. Идем, поедим. Тебе станет лучше.

Всхлипывая, я выхожу за сестрой из каюты, но все еще не верю, что обрела искупление.

31

Ритмичный стук лошадиных копыт доносится гораздо раньше, чем повозка с заключенными показывается из-за поворота. Точно по расписанию. Если я чему-то и научилась, так это что харроулендцы очень скрупулезны, причем во всем: они приходят вовремя, собраны и рациональны, пожалуй даже чересчур. Это нам на руку. После чайной церемонии утром у нас есть время примерно до захода солнца, чтобы вытащить Афира. Промедлим – волшебство иссякнет, и тюрьма станет нам новым домом.