Дорога пряности

Повозка сдвигается, раскачиваясь. Бывшие пленники благодарят нас, бросают последний недоуменный взгляд, а затем выбираются наружу и захлопывают дверь. Я прижимаюсь к ней ухом, ожидая, что кто-нибудь заметит подмену и предупредит солдат о сбежавшем товаре. Засов скользит на место, узники соскакивают на дорогу.

Полотна наконец стаскивают с повозки, раздается окрик. Я судорожно втягиваю воздух.

– Все в порядке, – шепчет Таха. – Он сказал, что можно ехать.

Повозка накреняется, солдаты забираются обратно на козлы. Колеса скрипят, и мы начинаем катиться по улице дальше, мимо Кайна, который все же уступил дорогу. Джинн коротко кивает мне, но в его кивке я вижу предупреждение. Я думаю о том, что он предложил мне тогда, в Первом городе. Шанс раз и навсегда разобраться с Тахой. Шанс, который я упустила.

Я занимаю свободное место на скамье, застегиваю кандалы на запястьях и пытаюсь унять вдруг вспыхнувшее с утроенной силой беспокойство. Повозка набирает скорость, и через пару мгновений она уже мчится во весь опор по извилистой дороге к тюрьме. Нас трясет и покачивает, лошади идут галопом, наверстывая упущенное время. Минуты ползут в изнуряющей, влажной жаре, кандалы тяжелеют с каждой секундой. Вкрадчивые взгляды Тахи тоже становятся все тяжелее. Закрыв глаза, я прислоняюсь затылком к стене и глубоко дышу. Теперь пути назад нет. Что бы Таха ни уготовил Афиру, ничего уже не изменить.

Крики снаружи замедляют движение повозки. Деревянные двери скрипят, оповещая тюрьму о нашем прибытии. Узники ерзают, кандалы печально звенят. Повозка останавливается, засов поднимается, и распахивается дверь. Внутрь врывается прохладный соленый морской воздух, и мы тут же набираем полную грудь.

– На выход, – командует солдат, грохнув кулаком по двери.

Я спрыгиваю на землю следом за остальными. Мы в маленьком дворе, окруженном высокими стенами, где расхаживают лучники. Некоторые бесстрастно смотрят на нас сверху вниз. Солдата приветствует чиновник, и они обмениваются парой фраз. Чиновник получает, судя по всему, перечень доставленных узников, и, пока проверяет бумаги, к нам приближаются еще солдаты.

Один с каменным лицом снимает с меня кандалы. Он произносит слова, которых я не понимаю, но затем жестом показывает, что нужно протянуть руки, и я подчиняюсь. Солдат проводит по ним веснушчатыми ладонями, похлопывает по мешковатым частям рукавов, затем ощупывает торс, ноги, даже внутрь туфлей заглядывает. Без предупреждений открывает мне рот и, сунув палец, проверяет под языком и за зубами. Меня едва не выворачивает, но воину, похоже, все равно. Убедившись, что я не пытаюсь ничего пронести в тюрьму, он переходит к следующему пленнику.

Содрогаясь, я стою в стороне и наблюдаю, как приближается очередь Тахи. Солдат, рявкающий на него, куда более агрессивен. Повинуясь приказам, Таха задирает тунику на рельефной груди, выворачивает карманы. Воин ощупывает его целиком, даже поддевает пальцем пояс шальвар, оттягивает его и бросает долгий бесстыдный взгляд внутрь. Таха терпит унижение, стиснув зубы. Воин грубо проверяет его рот, толкает Таху вперед и принимается за очередного несчастного.

В конце досмотра нам вручают тонкие кожаные ожерелья. На каждом висит квадратный деревянный кулон с вырезанным символом – похоже, что цифрой. Чиновник в сопровождении солдат ведет нас по крытому переходу. К моему удивлению, рыжеволосый мужчина говорит на алькибанском вполне бегло.

– Вы должны всегда носить ожерелье для опознания. Любой, кто потеряет ожерелье или откажется его носить, будет подвергнут порке. Мужчины спят в красном бараке, женщины – в синем. Подъем до рассвета, вас покормят в столовой и проводят к месту работы. Она заканчивается поздним вечером, не раньше. Затем прием пищи и один час во дворе для физических упражнений. По звуку колокола вы должны вернуться в барак и оставаться там до следующего утра. Любой без исключений, кого поймают после колокола, будет подвергнут порке. От вас ожидают усердной работы и следования правилам.

Миновав железные ворота, мы попадаем на унылый грязный двор, окруженный зданиями. Чиновник останавливает нас перед самым длинным, откуда доносятся окрики солдат и вопли заключенных.

– Мужчины, вам предстоит трудиться на ступальном колесе.

Солдат открывает дверь. Я стою так, что мне не видно внутренности здания, но я чую кислый запах пота и слышу пульсирующий, непрекращающийся скрежет какой-то машины. Заключенные медленно заходят внутрь. Таха мельком бросает на меня взгляд, и я киваю. Ранее мы договорились, что если нас разделят, то во время перерыва мы встретимся у сухого дерева во дворе.

Чиновник продолжает:

– Ты будешь перебирать паклю, – говорит он мне.