Я усердно работаю, глупо полагая, что от этого время пойдет быстрее, но все наоборот. Время тянется медленнее, жестокая жара насмехается над нами, мои лодыжки оплетает груда грубых волокон, кожа вокруг ногтей кровоточит. Я работаю до тех пор, пока меня не начинает тошнить от нетерпения, а крик все стремится проложить путь из груди к горлу и вырваться наружу.
Я украдкой смотрю на солдат. Двое у входа в помещение разговаривают, придвинувшись друг к другу.
– Сафия, – зову я шепотом, – мне надо знать, что ты хотела сказать.
Она хмурится, капелька пота падает на веревку у нее в руках.
– Не сейчас.
– Умоляю, это очень важно. Просто скажи…
– У нас здесь проблема?
Солдат шагает к нам, положив ладонь на рукоять меча. Сафия мгновенно перестает хмуриться, когда мужчина проходит между скамьями и смотрит на нас сверху вниз.
– Н-нет, господин, никаких проблем, – с запинкой произносит она на языке захватчиков и поднимает веревку. – Вот.
Солдат неохотно оставляет нас в покое. Я жду, что он вернется на пост в начале помещения, но он встает у ближайшей стены и наблюдает за нами. Сафия подносит веревку к самому лицу и съеживается, поднимая плечи, словно в угоду солдату старается занимать как можно меньше места.
Я тоже пытаюсь сосредоточиться на своей веревке, но чувствую, как бесстыдный хитрый взгляд мужчины ползет по моей коже. Я оглядываюсь. Солдат смотрит на меня, облизывая губы. Яростное волшебство мгновенно вспыхивает в моих венах, и меня вдруг неумолимо тянет к мечу, висящему у него на поясе. Пораженная, я роняю веревку под скамью. Солдат отлипает от стены. Я тут же наклоняюсь и поспешно сгребаю веревку обратно. А когда выпрямляюсь, то обнаруживаю, что солдат вновь навис надо мной.
Я понимаю слово «стоять», прежде чем он бьет меня по лицу. Голова дергается, щеку обжигает болью. Мой кулак разжимается, веревка падает. Сафия вздрагивает всем телом, еще ниже склоняясь к своей работе. Удар лишь разжигает ярость моего подобия, и разум обретает знание, которое в него вложил Кайн, с кристальной ясностью. Я поворачиваюсь и снова смотрю на меч солдата. И как мой собственный клинок, пусть слабее, его сталь зовет меня. Пальцы привычно покалывает, мышцы напрягаются. Я прикидываю, что сумею сделать с этим мечом, скольких убить, прежде чем меня остановят.
Солдат сует веревку мне в лицо:
– Работай.
Я принимаюсь щипать волокна. Удовлетворенный, солдат возвращается на пост, мое волшебство затихает. Что бы это ни было, со мной такое впервые. Но благодаря Кайну, возможно, я не настолько бессильна тут, как мне казалось сначала.
Остаток дня проходит в утомительном молчании. Я разбираю эти проклятые волокна, пока перед глазами не начинает все плыть, а пальцы немеют. Ближе к вечеру звонит колокол. Мы тащимся к выходу с ворохом пакли в руках. Каждый ворох кладется на весы, количество записывается в толстую книгу. К счастью, я собрала достаточно, чтобы не выделяться, и могу покинуть рабочую комнату вместе с Сафией. Несколько стоящих снаружи солдат гонят нас в столовую. Ворвавшийся ветер охлаждает тюрьму, едва ли тут есть чему радоваться. Ведь он приносит гнилостный, кислый запах, пропитывающий это место, словно смола. Я даже не хочу представлять, от чего он может исходить.
– Прости, – говорит Сафия. – Этому солдату не нужен повод, чтобы жестоко обойтись с женщиной.
– Это я прошу прощения. Я вела себя эгоистично.
Я поняла все примерно через час, после того как солдат меня ударил. Возмущение улеглось, острая боль в челюсти сменилась тупым подергиванием, и я вспомнила, как Кайн обвинял меня в том, что я использую других для своих нужд. Я сбежала бы сегодня вечером, а Сафия осталась. В поисках своего брата я поставила ее жизнь под угрозу. И думаю, узнай об этом Афир, он бы не захотел, чтобы я его спасала.
– Что ж, теперь нам можно немного поболтать, и я отвечу, – говорит Сафия.
Я смотрю на нее с надеждой. Она притягивает меня ближе, и мы идем, тесно прижимаясь друг к другу.
– Здесь есть заключенный по имени Захир. Крупный высокий мужчина с ожогом на шее. Он здесь дольше, чем кто бы то ни было, и даже солдаты им прониклись – такой он крепкий и так усердно работает. Я слышала, что он знает всех, кто попадает в тюрьму. Должен знать и людей, которых ты ищешь.
Я бросаю на Сафию восторженный взгляд:
– Я бы тебя обняла, но не хочу снова устроить нам неприятности.
И тогда Сафия вдруг искренне смеется, но веселый, мелодичный звук так странно звучит в жестокой тюрьме, что выбивает меня из колеи.
Мы идем в затхлую столовую. Длинное мрачное помещение, заставленное столами, под пристальным взором солдат, стоящих по углам и у дверей с обеих сторон. За столом у правой стены стоят так же заключенные, готовые раздавать нам еду.
Взяв подносы, мы пристраиваемся к большой очереди. Я продолжаю вглядываться всем в лица, но не вижу ни Афира, ни Фей. Я высматриваю их среди входящих в двери и вдруг вижу потного юношу с яркими фисташково-зелеными глазами. Таха. Он изможден, но, по крайней мере, цел. Реза следует за ним в конец очереди.