Дорога пряности

– Это мои друзья, – говорю я Сафии. – Давай попробуем сесть за один стол, и ты расскажешь им о Захире.

Она с любопытством рассматривает Таху и Резу.

– Я не понимаю… и они здесь тоже из-за твоего брата и подруги?

– Да, – выпаливаю я прежде, чем успеваю подумать, что это значит.

Но исправляться поздно, мы добрались до стола с едой. Заключенный, стоящий за ним, вываливает мне на поднос густое коричневое варево, несколько маленьких овальных овощей, грубый хлеб, яблоко и кружку воды. Я выхожу из очереди и быстро оглядываюсь через плечо.

Таха замечает меня, и выражение его лица меняется. Это облегчение? Даже если так, оно быстро проходит, и Таха становится таким же отстраненным, как всегда. Мы киваем друг другу, и я сажусь за пустой стол.

Парой мгновений позже ко мне присоединяется Сафия:

– Имани, что значит, ты здесь из-за Афира и Фейруз?

Я задумчиво погружаю ложку в коричневую жижу и нахожу намек на говядину. Я могла бы вытащить Сафию отсюда, взять с собой во время побега. Искушение рассказать ей все велико, но чутье предостерегает этого не делать. Несмотря на ненависть к харроулендцам, она все еще рассчитывает однажды покинуть тюрьму. Что, если она решит донести на нас солдатам и тем самым завоевать их расположение?

– Я хочу увидеть их обоих, вот что это значит, – объясняю я.

Сафия, возможно, мне не верит, но я все равно пока не способна придумать ложь поубедительнее.

Таха и Реза садятся напротив нас, но мы не заговариваем сразу, чтобы не вызвать подозрений. Я с опаской пробую кашу. Она вполне съедобна, а я так умираю от голода, что, начав есть, не могу остановиться. Овощи, которые Сафия называет картошкой, приятны своей незамысловатой мягкостью, а яблоко хрустит. Столовая быстро наполняется заключенными, нарастает негромкий гул голосов. Посчитав, что теперь безопасно, Таха наклоняется вперед:

– Ну?

Я смотрю на Сафию:

– Расскажи им то же, что и мне.

Под пристальным взглядом Тахи Сафия розовеет, как персик, и писклявым голосом повторяет свои слова.

– Захир, я его знаю. – Таха оглядывает ряды столов. – Крупный парень – это мягко сказано. Ходил по колесу так, словно ему это нравится. Вон.

Он кивает в сторону, где через несколько столов от нас склонился над подносом огромный мужчина с сальными волосами. У него в два раза больше еды, чем у всех остальных. Сафия права, похоже, он и в самом деле нравится солдатам.

– Да, это он. – Она кивает. – Он знает, если Афир и Фейруз здесь. Но говорят, ему надо что-то предложить, прежде чем задавать вопросы.

– Что, например? – спрашивает Реза, наклоняясь. – У нас ничего нет.

Сафия тычет в яблоко на подносе Резы. Он немедленно ставит его на стол, затем берет яблоко Тахи и кладет рядом. Сафия, улыбаясь, кивает:

– Должно хватить.

Поняв, что делать дальше, мы возвращаемся к еде. Таха, уже справившись со своей, принимается нетерпеливо постукивать пальцем по подносу. Я понимаю, что мы беспокоимся об одном: волшебство постепенно утекает. Если мы не найдем Афира до отбоя, у нас не останется выбора, кроме как бежать из тюрьмы без него. Я не могу этого допустить.

Как только солдат ударяет в колокол, возвещая окончание ужина, я спешу к дверям и теряю Таху, Резу и Сафию в толпе заключенных. Бросив поднос в чан, я выхожу из зала, осматривая людей вокруг. Сильные руки подхватывают меня сзади и тянут к ближайшей стене. Я тут же вскидываюсь, готовая отбиваться. И не расслаблюсь, даже когда понимаю, что это Таха.

– Что ты делаешь? – встревоженно спрашиваю я.

Таха зажал меня в узком углу, который почти не видно из двора:

– Ты же не раскрыла наш план этой девушке, Сафии?

Я хмурюсь, опуская руки:

– Разумеется, нет. Я понимаю риски. Ты и правда слишком плохо обо мне думаешь.

– Не больше, чем ты обо мне, – парирует Таха.

Его замечание меня странным образом задевает.

– Что это значит?

– Да брось, ты все прекрасно понимаешь. Как ты назвала меня там, в Долине? Жестокое, гнусное чудовище?

У меня горят уши. Поверить не могу, что он помнит, как я его обозвала. Я-то уже совсем позабыла.

Таха упирается рукой в стену рядом со мной.

– Про жестокое чудовище я понимаю. А что насчет гнусного? – продолжает он вкрадчивым голосом. – Это значит, что я презренный? Или низкорожденный? Скорее всего, и то и другое.

В груди становится тяжело. Вокруг, словно тени, витает опасность.

– Я была расстроена, когда это говорила. Я не всерьез.

– О нет, всерьез. Ты всегда считала, что ты лучше меня.

Я не хочу в это ввязываться, чем бы это ни было. Сейчас Таха похож на того солдата-харроулендца в Баштале, который нарывался на драку. Я не пойду у него на поводу. Я пытаюсь проскользнуть мимо, но Таха хватает меня за руку и прижимает к стене.

– Я не закончил, Имани. Ты уйдешь, только когда скажешь правду о том, как относишься ко мне.