Дорога пряности

– Я ищу своего старшего брата. Его арестовали и доставили сюда несколько месяцев назад. Я надеялась, ты подскажешь, где его искать. Его зовут Афир.

– Афир? – Нахмурившись, Захир вынимает изо рта трубку. – Да, я его знаю. Но Афира больше нет.

33

Здоровяк плывет перед глазами, быстро скрываясь за стеной слез.

– Больше нет? – выдавливаю я.

– Да. Его здесь больше нет.

Я как наяву вижу тележку с телами, что исчезает внутри маяка. Я сгибаюсь пополам, рыдая.

– Его замучили до смерти, да?

– О, пытались, но не успели, он ушел раньше, – говорит Захир. – Пробыл в тюрьме всего пару-тройку недель.

– Ушел? – переспрашивает Таха. – То есть его забрали?

Я вскидываю голову. Захир затягивается трубкой, в его глазах тоска.

– Забрали, да. Ночью. Мне, видишь ли, разрешают выходить после отбоя, и я курил, как сейчас, когда приехали солдаты. Одетые иначе, чем здешние, построже, в коричневую форму и плащи. Даже мечи были золотые.

Я утираю слезы:

– Они сказали, зачем им Афир?

Захир выпускает облачко дыма.

– О да. Один сказал, что его хотел видеть король Глэдрик. Другой спросил, бывал ли Афир до этого на корабле. Потом Афира забрали.

Король-харроулендец? Голова идет кругом.

– Он хорошо работал, твой брат. Очень сильный, – рокочет Захир. – Жаль, что ты с ним разминулась.

Реза тоже опускается на колени:

– Нам нужно узнать о еще одной узнице. Это девушка по имени Фейруз. Она должна была появиться совсем недавно.

Захир долго думает, потом качает головой.

– Единственная Фейруз здесь уже полгода.

К глазам Резы подступают слезы, он сжимает кулаки.

– Ее схватили в Баштале две недели назад.

– Узников из других городов перевозят не сразу, если ее и перевели в эту тюрьму, – отвечает Захир.

У меня вырывается печальный вздох. И Реза, и я пришли сюда в надежде найти дорогого человека. И мы оба уйдем с разбитым сердцем. Потому что он оказался здесь слишком рано, а я слишком поздно.

– Мне жаль, – тихо произносит Таха.

Реза отрывисто кивает:

– Спасибо, Захир.

Удрученные, мы оставляем его с яблоками. Неподалеку громко улюлюкают солдаты, стоя кольцом вокруг двух юношей, которые дерутся друг с другом на кулаках. Мы жмемся к стене, подальше от других заключенных, хотя вряд ли кто-то услышит нас за тем шумом, что поднимают солдаты.

– Вот вам и простая вылазка, – бормочет Таха.

– Вы что-нибудь поняли? – спрашиваю я. – Зачем королю мой брат?

– Неважно зачем, надо его просто найти, – отзывается Таха. – И я готов спорить на полный мешок, демон его раздери, мисры, что Захир упомянул тот самый корабль, который мы видели в заливе.

– Да, я его помню.

Трехмачтовик под здоровенным флагом империи, окруженный военными судами. Я прижимаю руки ко лбу:

– О духи, как нам до него добраться?

– Разберемся, – как обычно упрямо говорит Таха, рассеянно наблюдая за боем.

Один из дерущихся наконец падает без сознания. Солдаты, смеясь, обмениваются монетами, в окровавленные руки победителя суют кисет с табаком. Следом по двору разносится звук колокола.

– Отбой, – предупреждает Таха, подталкивая Резу локтем.

Реза неохотно плетется в сторону красного барака.

– Встречаемся за северными воротами после первого обхода, так? – уточняю я.

Таха идет следом за Резой.

– Да. Не опаздывай, иначе придется тебя оставить. Волшебства у нас в обрез.

Кивнув, я вливаюсь в поток заключенных, следующих к синему бараку. Брат должен был быть тоже здесь, готовиться вместе с нами к побегу. Но, по крайней мере, его не замучили работой и не забили до смерти, и никакая другая злая судьба не настигла его в этих духами забытых стенах. Он жив, и я все еще могу его спасти. Надо держаться за эту истину, надежду. Она неугасимый свет, который выведет меня из тьмы.

* * *

Синий барак – длинное помещение с койками, застеленными тонкими матрасами, которые провоняли потом и мочой. Солдат на входе сверяет наши номера и, как только мы оказываемся внутри, закрывает за собой дверь. Сафия ведет меня по бараку и рассказывает, где чьи места, словно это окрестности ее собственного дома.

– Здесь спят пожилые женщины, которые чинят солдатам обувь. А вот тут – семеро девчонок из одной семьи, да-да, уже примечательно само по себе. А эта – моя. – Сафия с гордостью останавливается у койки, такой же убогой, как остальные, затем указывает на пустующую соседнюю. – Можешь занять эту. Она принадлежала женщине, которая сегодня…

Женщине, которую сбросили в море.

– Спасибо, Сафия. Думаю, я пока не буду ложиться.

Сафия забирается на верхнюю койку, улыбнувшись девушке, которая устраивается под ней.

– Поверь мне на слово, Имани. Лучше отдыхать, пока можно. Ночи пролетают быстрее, чем ты думаешь.

– А дни тянутся медленнее, – добавляет девушка, и несколько узников рядом согласно кивают.

Лампы вокруг начинают гаснуть. Повсюду расползаются тени, усталые люди устраиваются на койках, и тюрьму накрывает одеяло тишины. Вздохнув, я забираюсь на комковатую нижнюю койку, хотя мне кажется неправильным даже прикасаться к ней, не говоря уже о том, чтобы положить голову туда, где еще утром спала та несчастная.

– И все вот так? – спрашиваю я Сафию. – Кто-то уходит, кто-то приходит на его место?