Дорога пряности

Куда подевалось время?

Мы взбираемся на одну дюну, скатываемся со следующей, а золотой океан все так же колышется до самого недостижимого горизонта. Песок затягивает копыта Раада, вздыхает от каждого шага, осыпается, взметается, собирается холмиками. Не дает передышки даже небо. Оно нависает, голубое и слепое ко всему, странно невозможное и плоское. Я ищу помощи у солнца. Сейчас оно висит справа, раньше было слева, а до этого – позади. Кажется, мы никуда не сворачивали, но тогда все это не имеет смысла.

Честно говоря, я не уверена, движемся ли мы прямо или ходим кругами, как непутевые мотыльки у солнечного пламени. Таха сказал, я пойму, как пересечь Пески, следуя за ним, но я не могу вспомнить даже последний шаг Раада, не говоря уже о первом. Даже силуэт Тахи не изменился за… сколько уже прошло? Минута, час, год? Таха все такой же – молодой человек на белом жеребчике, пригнувший голову от случайных порывов ветра с песком. Ненавистный песок повсюду. Мне нужно остановиться, выпить воды, вымыть его из дыхательных путей, стереть с разгоряченной кожи. Жара невыносима. Мои глаза будто превратились в сморщенные сливовые косточки, губы потрескались от сухости. Солнце палит с чудовищной жестокостью, воздух тяжелый, неоправданно неподвижный. Как же я жажду сбежать отсюда, я просто в отчаянии. Подумываю даже бросить строй, удрать просто из желания увидеть что угодно, кроме песка. Порыв настолько силен, что я уже снимаю с веревки одну вспотевшую ладонь. Быстро перевожу ее к кинжалу. К Кайну. Да, так лучше. Я найду холодное утешение в черных глазах демона, и он напомнит мне, что нужно держаться за веревку, если я смею хоть каплю надеяться увидеть Афира снова.

Я кладу ладонь на рукоять – и улавливаю в ней лишь ужасающую, неистовую дрожь.

– Кайн? – хриплю я, голос едва вырывается из пересохшего горла.

Из-за дюн справа вдруг доносится дуновение прохлады. Я наслаждаюсь ее лаской, когда жара отступает. Наслаждаюсь, даже когда ветер переходит в шквал, я смеюсь и радуюсь, когда он треплет мою влажную косу, хлопает плащом. Второй, более сильный порыв чуть не выбивает меня из седла, и на этот раз он полон песка, что хлещет по обнаженной коже. Я вскрикиваю – он царапает, рвет когтями, пускает кровь, скрывая от меня все, кроме Раада.

Раад.

Я дергаю поводья, разворачиваю жеребца прочь. Ветер нарастает, набирает скорость и мощь, его ярость не знает предела. Я сгибаюсь пополам, обхватываю голову руками, взвизгиваю:

– Хватит!

В ревущей пасти бури слышны голоса, они все тише. Сестра выкрикивает мое имя. И Таха тоже, рявкает что-то в ответ. Таха, который говорил ни за что не отпускать веревку. Но я отпустила, и мой конь никак не остановится.

Резко выпрямляюсь, воздух вышибает из легких. День сменился ночью, от песчаной бури не осталось и следа. Но как так? Я смотрю в сплошное черное небо, и голова идет кругом. Ни луны, ни звезд. Ни времени, ведь оно не могло пролететь так быстро.

Я верчусь в седле, вглядываясь в темноту:

– Амира? Таха? Меня кто-нибудь слышит?

Уши впитывают тишину, глаза пьют ночь. Нет, конечно, никто меня не слышит. Они не сошли с пути, как я. Пески поглотили меня и Раада, как им было приказано тысячу лет назад.

– Ох, духи, – выдыхаю я.

В груди бунтует желчь, голова словно парит над плечами. Одурманенная, я валюсь из седла на песок, и он оказывается куда глубже, чем я думала. Я не успеваю вовремя вскочить на ноги. Вытянув руки, с застрявшим в горле воплем, я качусь вниз с дюны, оборот за оборотом, целую вечность – и одновременно будто бы совсем недолго. Я качусь и понимаю, что не могу уловить, как пролетают мгновения, они вода меж пальцев, или это я сама вода меж пальцев времени. Вдруг я, резко остановившись, обмякаю у подножья дюны и кричу от боли, пронзившей шею.

Сдавливаю мышцу и не отпускаю, пока боль не становится терпимой. Затем осторожно пытаюсь встать. Это трудно, но я даже не понимаю почему. Я не знаю, где я, не знаю, как я, не знаю, где север или юг, восток или запад. Таха был прав, здесь нет ни земли, ни неба, нет ничего ни впереди, ни позади, нет ни прошлого, ни будущего.

Я описываю круги, утопая по щиколотки в песке, но девственно-черная обсидиановая стена надо мной не двигается, не выдает ни проблеска. Словно зияющая могила, словно я смотрю в глаза Кайна.

– Точно, – шепчу я.

Он должен мне помочь, он должен выудить из своего кладезя древних знаний некий совет. Тянусь к рукояти кинжала, чтобы призвать Кайна, но, едва касаюсь стали, земля уходит из-под ног. Я не вижу, что происходит, но слышу грозный гул. Чувствую, как в песке подо мной разверзается яма.

– Нет, нет, нет…