– Мы не спешим отправлять Сумуни в Ванзу. Мы делаем это ради школы, – сказала она. – Тут у нас нет старших классов, а они ему скоро понадобятся. Мы подождем Габриеля, если он объявится. У Сумуни ситуация не такая, как у большинства других детей-альбиносов. Тут его любят и берегут. Вся деревня поднимется, если кто-то попытается причинить ему зло.
– Мы все понимаем, – сказала я, хотя мне было досадно, что мы ехали в такую даль напрасно. – Решать вам.
– Но если Габриель не приедет? – вмешался Джек.
– Тогда я обойдусь без школы! – Сумуни выбросил вверх кулак. – Я стану звездой танзанийского рэпа.
– Тогда мы посмотрим, – сказала мать, обняв его. – Если Габриель не появится, мы накопим деньги и повезем его в Ванзу на поезде в отдельном купе. Везти Сумуни в автобусе слишком рискованно. Никогда не знаешь, кто твой попутчик.
– Мы надеемся, что вас не слишком затруднила эта дорога. – Отец Сумуни поерзал на стуле. – Куда вы теперь поедете?
– В Магесу, но там нас ждут через несколько дней. Вернее, там ждут Габриеля.
– Может, вы немного задержитесь? – спросила мать Сумуни. – Мы планировали устроить небольшой прощальный ужин. Думали, что Сумуни будет с нами последний вечер и что он уедет в Ванзу с Габриелем. Мы пригласили друзей и родных. Пусть это будет знак признательности за то, что вы проделали такой путь. Вы окажете нам честь, поужинав с нами.
«Небольшой прощальный ужин» оказался настоящим пиром. Под высоким баобабом собралась половина деревни. Гостей потчевали тушеной курятиной, горохом в кокосовом молоке, картофелем, испеченным на горячих углях. В ночном воздухе разливался аромат молочного чая.
Сумуни и его маленький джаз-банд устроили для всех еще одно представление. Отец с гордостью смотрел на сына, засунув за ухо пучок табачных листьев, а мать нанизывала бусы на длинные волокна с баобаба.
– Что с тобой? – спросил Джек. – По-моему, ты куда-то улетела.
Мы сидели у костра плечом к плечу.
– Просто… мне кажется, что я подвожу Мо. У меня ничего не получается с этими детьми. За Джумой мы приехали слишком поздно, а теперь…
– Что теперь? – Он повернулся и посмотрел мне в лицо.
Когда Джек смотрел на меня, то, где бы я ни была, о чем бы ни думала, какие бы муки ни терзали меня, я мгновенно возвращалась к реальности. К его глазам. К его голосу. Достаточно ему было взглянуть на меня вот так, как сейчас.
– Ты видишь? – Он кивнул на Сумуни. – Погляди на него. Погляди на его родителей. Это любовь. Счастье. Они сияют. Как ты можешь думать, что подвела Мо? К тому же она ни о чем тебя не просила. Ты сама взялась. Это твое решение. Твоя миссия.
– Глупая миссия. – Я вздохнула. – Я хотела почтить ее память. Хотела добиться перемен, но теперь вижу, что у меня ничего не получилось.
На нас налетел прохладный ветерок и швырнул сухие листья на угли. Мы сидели, смотрели, как женщины подметали землю метелками из веток и жесткой травы. Гости постепенно расходились.
– Ты добилась перемен, – сказал Джек, когда они стали гасить костры один за другим. – Для меня.
Он встал, расставив ноги, и подал мне руку.
Вокруг нас ночное небо заволоклось тучами дыма и пыли, но то мгновение, то мгновение просияло ярким бриллиантом. Я поняла, что этот бриллиант навсегда останется в моем сердце.
Глава 14
В Маймоси не было отелей, но один из зажиточных жителей деревни сдал нам комнаты на своей вилле. Мы с Джеком провели ночь в смежных комнатах со скудной, но функциональной обстановкой. Стены были тонкими, как бумага, поэтому я знала, что он не спал почти до утра. Утром у него был такой же невыспавшийся вид, как и у меня. Я порадовалась, что не я одна проворочалась всю ночь без сна.
Нам становилось все труднее сохранять платонические отношения. Я не знала, приходила ли ему в голову такая мысль – разорвать тонкую перегородку, разделявшую нас, отдаться на волю безумного взаимного притяжения и уснуть под звуки утомленного дыхания.
Уезжая из деревни, где жил Сумуни, мы притихли, погруженные каждый в свои мысли. Я держала в руке последний листок моей сестры:
Его края загнулись оттого, что я часто перебирала те листки. «Фураха» означает в переводе «счастье». Я подумала, что, может, родители назвали ее так, чтобы оно никогда не покидало ее… счастье… как бы ни терзал ее мир. Я уже понимала, что ситуация с детьми-альбиносами в Танзании была неоднозначной: с одной стороны – Джума, принесенный в жертву родной семьей, а с другой – Сумуни, родители и друзья которого сделают все, чтобы его защитить. И я гадала, в какой части этого спектра находилась Фураха.
– Мы поедем через Серенгети по западному коридору, – объяснил Джек, когда мы снова приехали в национальный парк.
– Ой, гляди! – воскликнула я. – Жирафы! Я не видела их возле кратера.
– Конечно. Им трудно подниматься на скалы.
Ноги жирафов тонули в море золотистой травы, и животные, казалось, грациозно плыли по горизонту.
– А это кто? – Я показала на парочку большеглазых существ, похожих на зайцев-переростков на тонких ножках.