Дорога солнца и тумана

– Правильно. – Джек остановился, чтобы заправиться и осмотреть тачку. После атаки носорожихи на задней пассажирской дверце осталась заметная вмятина. Дверца не открывалась и не закрывалась. Но, кроме этого, «лендровер», кажется, нормально перенес испытание.

Быстро перекусив рисом и тушеной рыбой, мы выехали из городка по гравийной дороге. Кучки домов и лавок вскоре сменились банановыми плантациями и полями маниоки. По обочинам дороги росли отягощенные плодами манговые деревья. Грунтовая дорога на Магесу была плохо наезженной и мокрой от недавнего дождя. Мы ехали в ритме газ-тормоз, газ-тормоз, Джек лавировал между промоинами и валунами. Проблемы начались, когда мы угодили в особенно глубокую выбоину. «Лендровер» загремел, дернулся и замер.

– Проклятье. – Присев на корточки, Джек заглянул под днище. Два колеса завязли в густой, черной грязи, но его, казалось, беспокоило что-то еще. – Мы сломали ось. Вероятно, она пострадала во время атаки носорога, а эти ямы добили ее окончательно.

– Что же нам теперь делать? – спросила я.

– Ну, мы никуда не двинемся с места, пока не заменим ее.

– До Магесы еще далеко?

– Пешком слишком далеко. До темноты мы не доберемся, да и в темноте через такой лес не пройдем. – Он кивнул на густые деревья. – Я позвоню механику.

– Посмотрим, смогут ли они нам помочь. – Он включил телефон и покачал головой. – Тут нет сигнала.

– Блин. Мы пропали.

– Пока еще нет. Но проблемы начнутся, когда солнце сядет и львы выйдут на охоту. Не беспокойся, – сказал он, увидев, как я побледнела. – Мы будем дежурить по очереди. Я посижу на крыше, а ты поспишь. Потом ты меня сменишь. Вот. – Он отломил ветку и, ободрав листья, протянул ее мне. – Заточи один конец. Чтобы был длинный и острый.

Онемев, я взяла палку, а он заглянул в салон, чтобы взять нож. Прошло несколько мгновений, прежде чем до меня дошло.

«Тут нет никаких львов».

Конечно, когда я подошла к машине и распахнула дверцу, Джек валялся на сиденье, согнувшись пополам. От хохота. Его смех был похож на рябь на тихом пруду, когда в него бросят камень. Он расходился кругами, окутывал меня, и я невольно присоединилась к нему.

В таком состоянии интоксикации, освобождения от чувства неловкости, между взрывами смеха я поняла, что тотально, по уши влюбилась в Джека Уордена. Меня поразило, что можно ощущать такую полноту жизни, даже если твое сердце уже не принадлежит тебе и ты знаешь, что до конца жизни придется жить без него. Я отошла от Джека, и смех замер на моих губах, словно мою грудь пронзила та палка, которую я держала. Я бросила ее и резко повернулась, но моя нога поскользнулась в грязи, и я упала навзничь.

Мое падение было полным. В буквальном смысле. Абсолютное смущение. Абсолютное унижение. Потому что Джек читал меня как открытую книгу – мои если, почему, но нет; мои старты, остановки и зигзаги. Мне даже нравилось это, потому что не требовало никаких усилий и объяснений. Хотя и пугало, потому что я была прозрачной, без одеяла притворства. Я никак не могла спрятать от него свои чувства.

Когда Джек помог мне встать, я избегала его взгляда. Когда он вытирал грязь с моего лица, я не поднимала глаз. Когда он посадил меня и полил воду мне на руки, я смотрела, как стекала грязь.

– Родел.

«Будь он проклят. Будь проклят его голос. Будь проклято то, как он произносит мое имя».

Джек взял меня за подбородок, и у меня не осталось выбора, я встретилась с ним взглядом. Он не улыбался, не смеялся, не прикалывался. Он глядел на меня со смесью безмерной нежности и мольбы. Я подавила рыдание, потому что за всем этим было извинение. За все, что он вызвал во мне, за все, что я вызвала в нем, за горько-сладкую поездку, которая свела нас вместе, и за расставание, ждавшее нас впереди. А потом очень нежно и очень ласково, все еще держа меня пальцем за подбородок, он поцеловал меня – один, два, три раза, – словно срывал с моих губ букетик цветов. Словно меня коснулись крылья бабочки, но мой пульс все равно забурлил, будто волны прилива.

– Ты испачкала волосы, – сказал он, проведя пальцем по моим покрытым грязью прядям.

– Я вся грязная. – Я окинула себя взглядом – ноги, одежду, ногти.

– Это дело поправимое. Подожди тут.

Он вынул из багажника керосинку и вскоре нагрел две большие кастрюли воды, взял мыло, ведерко и складной стул.

– Добро пожаловать в салон «Джек из джунглей». – Он церемонно поклонился. – Садись. Запрокинь голову.

– Что ты придумал? – спросила я, садясь.

– Я вымою тебе волосы. – Он поправил мою голову, чтобы она была запрокинута над краем стула.

– Может, подумаем, что нам делать дальше?

– Ш-ш-ш. – Его дыхание овевало мне лоб, и у меня по спине бежали мурашки.