– Слушай. – Джек наклонился через стол и взял Гому за руки. – Я все понял. Ты привязалась к ней. Господь свидетель, я тоже. Каждый раз, когда я вижу ее, я вспоминаю, каким был наш дом при Лили. Я не вижу причин, почему бы ей не остаться у нас до возвращения ее отца. Вот только мы не знаем, когда это будет. А если он так и не вернется? Что, если с ним что-то случилось? Не один К.К. торговал детьми-альбиносами. Что, если Габриель встал кому-то поперек дороги и его решили убрать? Может, его уже похоронили неизвестно где. А что тогда будет со Схоластикой? Ведь мы возьмем ее не на короткий срок. Нам надо все продумать и сделать так, как будет лучше для нее. Если даже нам придется отречься от собственных чувств.
Дверь открылась. И в кухню вошли Схоластика и Бахати. Они смеялись и старались не уронить то, что несли в руках: картошку, морковь и ярко-красные помидоры, только что сорванные на огороде.
– Давай обсудим это потом, – сказал Джек Гоме. Схоластика помыла руки и шлепнулась рядом с Джеком. Она развернула бумажное полотенце и отдала ему самый большой, спелый помидор.
– Ты приберегла его для меня? – спросил Джек. Было заметно, что они обожали друг друга.
– Что это? – спросил Бахати, взяв со стола конверт. На нем было его имя.
– Оно пришло сегодня утром, – ответила Гома. – Его привезла хорошенькая девушка-масаи.
– Любовное послание, Бахати? Ты скрывал от нас? – Джек стукнул Бахати по спине.
Тот даже не ответил. Он сел, его глаза бегали по бумаге. Дочитав письмо, он с бесстрастным выражением поднял голову.
– Все в порядке? – спросила я.
– Мой отец… – Он перевел взгляд с меня на Джека и Гому, все еще сжимая письмо.
– Как у него дела?
– Отец зовет меня в
– Бахати, это фантастика! – Джек даже завыл от восторга. – Старик хочет загладить свою вину. Он зовет тебя домой.
Бахати сложил письмо и убрал в конверт. На Бахати была новая рубашка, подчеркивавшая его фигуру, но в нем было и еще что-то новое, изменившееся – новая уверенность в себе, новое чувство гордости.
– Я много лет ждал этого, ждал его одобрения. Мне хотелось только одного – почувствовать, что я дорог ему. И теперь я не знаю, что делать. Конечно, мне хочется поехать к нему, но я давно уже живу за пределами
– Господи Иисусе. – Гома бросила сэндвич и заслонилась рукой от блеска. – Что за фигню ты сделал?
– Я отбелил зубы. Теперь они уже точно меня возьмут. Сами подумайте, кто сможет устоять против такой улыбки? – И он снова продемонстрировал нам свои белые зубы.
– Сделай одолжение, белозубый ты наш, – сказала Гома. – Передай мне вон тот, другой конверт. – Она кивком показала на письмо, лежавшее возле локтя Бахати. – Это для вас двоих, – сказала она и толкнула конверт к нам.
«Джеку и Родел» было написано на нем ее крупным, неровным почерком.
Я даже растерялась, увидев на бумаге наши имена, рядышком, словно так и надо. Я смотрела на буквы – угловатую «Д», похожую на тумбочку, и округлую «Р».
– Ну-ка, откройте, – сказала Гома.
Там была квитанция об оплате номера в «Гран-Тюльпане».
– Я подумала, что вам лучше переночевать сегодня в Амоше. – Гома встала и начала мыть тарелки. – Твой самолет завтра утром, Родел. Аэропорт там близко, так что тебе не придется рано вставать.
Это была последняя ночь для нас с Джеком. Гома дарила нам время и место для прощания.
– Спасибо, – поблагодарила я, но она с грустью глядела на Джека, словно у нее разрывалось сердце за внука, которому предстояло еще одно прощание.
Потом она перевела взгляд на меня и улыбнулась.
– Спасибо, что ты приехала в это место скорби. Помнишь, как ты попала сюда? О боже, я думала, что буду до конца моих дней жить с мистером Мраком.
– Знаешь, я никуда не делся, – шутливо ответил Джек. – Если ты хочешь, чтобы я привозил из города твои диетические препараты, не серди меня.
– Сеньор Грубиян, – пробормотала Гома.
– Что ты сказала?
– Я сказала, что обойдусь и клюквенным соком.
Джек усмехнулся и встал.
– Я люблю тебя, Гома. – Он поцеловал ее в макушку и обнял. – Спасибо за твой подарок. Он очень пригодится.
У меня в горле вырос комок. Бабушка и внук стояли возле раковины – огромный Джек и хрупкая Гома.
– Пффф! – Бахати выплюнул воду, забрызгав весь стол.
– Что такое? – воскликнул Джек.
– Вода. – Бахати закашлялся и отодвинул стакан. – Слишком холодная!
Мы озадаченно поглядели на него и расхохотались. Его зубы после отбеливания стали более чувствительными к теплу и холоду. Схоластика хохотала громче всех, до слез, глядя, как Бахати охнул и прыснул водой.