– Ты думаешь, что это смешно? – Бахати бросился за ней. Девочка взвизгнула и побежала к двери. Гома пошла за ними. Я тоже.
– Отпусти ее, – сказала я, забрав Схоластику из рук Бахати, когда он догнал ее.
Мы лавировали среди мокрого белья, сушившегося на веревке. Я бегала среди простыней и полотенец, следуя за вспышками босых ног – молочно-белых пальчиков Схоластики и худых щиколоток Бахати. Мы прыгали, убегали, находили, хватали. Схоластика была маленькой и верткой. Мы с Бахати путались в белье. Ветер разносил по лужайке наш смех.
– Я сдаюсь, – заявил Бахати, снимая с головы панталоны Гомы. – Но только потому, что у меня болит коленка. – Тяжело дыша, он сел на землю и стал обмахиваться панталонами.
– Ну-ка, отдай! – Гома выхватила у него свое нижнее белье и сердито сверкнула глазами.
– Молодец! – сказала я Схоластике и, присев возле нее на корточки, шутливо нажала ей на носик. Она крепко обняла меня за плечи.
–
– Да, – ответила я, и слова застряли у меня в глотке. – Завтра. Я улечу. Далеко. – Я выпрямилась, держа ее за руку. – Я буду скучать по тебе.
К нам подошли Гома и Бахати. Мы вчетвером стояли, обнявшись, в тени горы, а вокруг нас шевелили ветками кофейные кусты, усыпанные ягодами. Потом Гома шагнула вперед.
– Ладно. Хватит с меня обнимашек. У меня уже болят кости. Пойдем. – Она взяла меня за локоть. – Тебе пора собираться в дорогу. Я оставила в твоей комнате одну небольшую вещицу. Не открывай ее до самолета.
– Спасибо, – поблагодарила я. – За все. – Мое сердце было готово разорваться от печали, поэтому я повернулась и пошла к дому. Сквозь трепещущее на веревке белье я увидела Джека. Он стоял под старой акацией возле четырех могил. Наши глаза встретились, и вокруг нас все замерло. В эти мгновения мы оживили в памяти все – первую встречу на веранде, то, как он плутовал во время книжной шарады, как я бежала в тумане от собственной тени, «хватайся в следующий раз за о-блин-ручку», как его зубы покусывали меня за шею, «дай мне твой язык», как он держал меня за руку в поезде, «стоит мне задержаться на пару секунд, а ты уже чаи распиваешь», как я расчесывала его волосы, как мы держались за руки на наших качелях. На наших качелях. Наших.
Но наше время истекло. Осталась только одна ночь.
Он смотрел на меня, когда я шла к нему. Я обняла его, мне хотелось впитать в себя его лучи, чтобы они сохранились в моем костном мозге. Мы стояли, тихонько покачиваясь. Солнце грело нам спины.
Потом я подошла к маленькой могилке.
«Прощай, Лили. Каждый раз, когда сквозь дождик будет светить солнце, я буду искать тебя на небе. Я буду искать тебя во всех радугах и вспоминать человека, в глазах которого уместилось огромное голубое небо».
Глава 23
Я остановилась у входа в «Гран-Тюльпан» и обвела взглядом белую стену.
– Когда я увидела Бахати в первый раз, он стоял вот тут. Я приняла его за статую, – сказала я Джеку. На нем была рубашка с пуговицами; закатанные рукава открывали сильные, загорелые руки. Он притягивал к себе женские взгляды, и меня это сердило. Я не хотела делить его ни с кем.
Мы вошли в вестибюль, и тут же к нему повернулись все головы, женщины поправляли прически, принимали элегантные позы. Словно вместе с нами в отель ворвался жаркий ветер и принес пьянящий, сладкий аромат цветов.
«Умерьте пыл, девочки. – Я демонстративно взяла Джека под руку, когда мы стояли у стола администратора. Впервые за годы мне захотелось накрасить ногти, чтобы они грозно сверкали, будто маленькие, острые когти. –
Все завидовали мне. Я видела это по их глазам. И все же мое сердце терзала ревность, потому что я улетала и мне было невыносимо представить Джека с кем-нибудь еще.
– Все в порядке? – спросил он, вглядевшись в мое лицо.
– Да. – Я прогнала грустные мысли, сыпавшиеся на меня дождем. Я предвидела, как все закончится, с самого начала. И вообще, я сама шла к этому. И у меня щемило, болело сердце, потому что, стоя сейчас перед ним, я уверилась до глубины души: Джек не смотрел ни на кого, кроме меня. И не было ничего радостнее этой поразившей меня мысли.
– Пойдем. – Я потащила его к лифтам. Я не хотела тратить ни секунды нашего драгоценного времени на пустые, бесполезные раздумья.
Наш номер был на верхнем – третьем – этаже. С балкона открывался вид на купы ярких розовых бугенвиллей, росших вокруг плавательного бассейна со спокойной голубой водой.
– Видно, Гома попросила у них самый красивый номер, – сказала я, глядя на шелковые простыни, эркер с малиновыми шторами, шикарную гостиную, туалетный столик, позолоченное зеркало на стене. В ванной были гигантская душевая кабина, ванна и сверкающие полы из белого мрамора. – Ты замечаешь хоть что-нибудь из этого? – Джек следовал за мной, совершая собственный тур. Стягивал с меня топик, целовал мне шею, измерял пальцами мою талию.