Рольф Эльбертс провел рукой по лбу. Матушка Сюзанна! Мальчик так и не забыл ее слов, несмотря на то, что несколько месяцев провел на корабле гезов.
- Он не должен умереть! - пробормотал Рольф охрипшим голосом.
- Бог обо всем этом знает, капитан, - ответил моряк. - Хорошо, что пуля вышла вбок под рукой, иначе бы...
Штурман повернулся и хотел было идти, но на его плечо легла рука капитана:
- Помолитесь за него, штурман. Вы же можете молиться!
С этими словами капитан еще раз бросил взгляд на мальчика и поспешил наверх. Его встретил сильный ветер. Он очень быстро вел корабль к берегу Норд-Бевеланда, и по приказу капитана расторопные юнги установили дополнительные паруса. Высокий Бартель с перевязанной рукой смотрел в том направлении, где находилась его родина.
- Вам не больно, Бартель? - спросил капитан. Матрос покачал головой и ответил с улыбкой:
- Только какое-то странное чувство, как будто моя рука сделана из свинца, но боли я не чувствую. Я могу шевелить всеми пальцами, сухожилие, видимо, не задето. Мне, собственно, совсем и не нужно бы сходить на сушу...
- Все же, Бартель, вы с Марком сойдете на сушу, и вы отвечаете передо мной за мальчика.
Ветер свирепо надувал паруса. Словно хищная птица, „Дракон" рассекал волны, и уже задолго до захода солнца корабль пришвартовался в тихой бухте Норд-Бевеланда. Четверо сильных мужчин, следуя за Бартелем, несли раненого к одной из рощиц, окружавших крестьянский дом. Крестьянка и ее дочь, молодая девушка, видели, как они подходили, и настороженно стояли у ворот. Но узнав Бартеля, радостно и приветливо пригласили мужчин в дом.
Более года прошло со времени последнего ночного нападения на испанский конвой, и за это время в жизни капитана Рольфа Эльбертса кое-что изменилось. В морях исчез флот гезов. Многие морские тезы вступили в государственную армию и сражались против прежних врагов на суше. Настоящие моряки плавали на военных кораблях принца Оранского, которые успешно сражались с врагом во всех морях, даже под жарким тропическим солнцем.
Капитан Эльбертс все еще командовал „Драконом". Так как он мог свободно решать, то он использовал его больше не как военный корабль, а как курьерское судно, выполняющее поручения принца Оранского. Это решение было принято в связи с отставкой испанского ротмистра дона Мигеля Перан-са. Испанец расстался с ним в Бресте, но до этого между капитаном и пленником состоялся еще один длинный разговор. Прежде, чем ротмистр, которому явно нелегко было расставаться, в последний раз пожал капитану руку, он сказал:
- Мы принадлежим к разным народам, у нас разная вера, капитан, но все же Бог, в которого мы верим, знает наши души и все может. Вы благородно оставили мне жизнь, и я уверен, что вы будете вспоминать о Мигеле Перанса
Предводитель гезов, капитан „Дракона", которого боялись испанцы, уважали товарищи, ценило командование флота и команда, когда „Дракон" снова вышел в открытое море после расставания с ротмистром Перанса, зашел в свою каюту и заперся. Затем он снял свою треуголку, отстегнул шпагу и пояс и взял корабельную Библию. Долго он читал то, что ему хорошо было известно с детства. А затем он встал на колени. В течение нескольких часов его не видели на палубе.
Была уже поздняя весна, когда капитан Эльбертс нашел возможность посетить маленький крестьянский двор в Норд-Бевеланде, где после тех печальных событий ему пришлось оставить Марка. Он нашел его и высокого Бартеля на поле неподалеку от двора. Когда Марк увидел моряка, он отбросил лопату в сторону и поспешил к нему навстречу. Очень радушно встретили они друг друга.
Вопреки ожиданиям, Марк быстро поправился от тяжелого ранения, а как только ему стало немного лучше, он постарался быть полезным в доме, во дворе и в поле. Он работал так прилежно, что даже Бартель, которому, как настоящему моряку, крестьянский труд был чужд, и то вынул руки из карманов и взялся за работу. Но при этом Бартель все же заявил, что он непременно воспользуется первой возможностью, чтобы вновь почувствовать под ногами палубу корабля. Но его мать Бетте пыталась все же его отговорить. Что касается Марка, то он тоже ушел бы, будь на то воля Бога, но мальчик еще долго не выздоравливал и все еще нуждался в уходе. Даже сестра не молчала и бодро убеждала Бартеля остаться, так что в конце концов он смиренно сказал: „Против вас, женщин, совершенно невозможно идти!"
Даже во время суровой зимы на одиноком крестьянском дворе было уютно. Маленькой семье не пришлось, как прежде, испытывать нужду. Рольф Эльбертс в свой первый визит вручил матушке Бетте значительную сумму денег и сказал: