Дорогая Ава

– Ты строишь из себя крутую, но я вижу, что ради близких ты готова на все. Ты хоть представляешь, насколько это редкое качество? Все только и делают, что твердят, какие они заботливые, но по факту заботятся только о себе. Но ты… ты принимаешь все близко к сердцу. Любишь так сильно, что готова была вернуться сюда ради брата…

– Ты хоть что-нибудь обо мне не знаешь? То есть можно было не изливать тебе душу на уроках и у Лу, ты и так был в курсе?

– Я знал о твоей маме. Знал, что она тебя бросила и ты иногда бродяжничала. Я знал, что Траск предложил выделить тебе место, а ты в ответ потребовала выделить общежитие, но…

Он прерывается и сглатывает, хмурясь. Оборачивается ко мне и смотрит в глаза. Но молчит. Снова воздвигает вокруг себя стены.

– Нокс? А ну не смей трусить! У нас тут разговор по душам, так что давай доведем его до конца.

Я придвигаюсь ближе, хотя понимаю, что его это только отталкивает. Меня окутывает аромат лета и соленой воды, и я оглядываю его лицо: точеную челюсть, греческий нос, падающие на лицо темные волосы.

Когда он говорит, слова даются с трудом.

– Я всегда тобой восхищался. С самого первого дня, когда ты вошла в эти двери. Длинные светлые волосы, полные надежды глаза… У остальных и так все есть, но у тебя не было ничего. Только внутренний стержень. Ты даже не смотрела на нас, особенно на меня, и тогда я понял: для меня ты недосягаема. Ни один парень из «Кэмдена» тебя не заслуживал. – Он молчит, а потом добавляет: – Но в итоге ты выбрала Ченса.

Он думает, у меня есть внутренний стержень? Что я недосягаемая?

Я тихо смеюсь, и во мне просыпается потерянная уверенность. В глазах короля школы я совсем не та, кем являюсь на самом деле.

Он касается моих волос. Едва ощутимо.

– Когда я увидел, что ты подстриглась и перекрасилась, я… Черт! Я очень расстроился.

Сердце часто колотится.

– Серьезно?

– Угу. Раньше я постоянно трогал их карандашом, пока сидел сзади, а ты и не замечала. Ты знаешь, что от тебя пахнет ванилью?

Я боюсь говорить, боюсь сбить его с мысли.

– Постепенно я осмелел, начал касаться карандашом твоих плеч, рук. Я хотел тебя, но боялся разбить тебе сердце…

Дверь актового зала скрипит, и слышатся взрослые голоса.

– Нам сюда нельзя, – шиплю я.

Нокс хватает меня за руку и тянет за занавес. Каким-то образом он оказывается сзади, прижавшись крепкой грудью к спине, а я практически утыкаюсь носом в тяжелую черную ткань. Его бедро на мгновение прижимается к пояснице, а руки опускаются мне на плечи и тут же пропадают. Я выдыхаю.

Воздух потрескивает электричеством. Он совсем рядом. Так близко.

От недостатка кислорода кружится голова, и это такое приятное чувство!

– Здесь есть запасной выход? – шепчу я.

Потянувшись, он слегка сдвигает занавес и выглядывает, касаясь моей щеки бицепсом.

– Не парься. Это Максин и Карл, наш уборщик. – Он говорит сбивчиво, хрипло.

Ему нравились мои волосы…

– Ты со всеми так фамильярничаешь?

Меня серьезно это волнует? Я же знаю, что мечтаю лишь об одном…

До ушей доносятся влажные звуки, и я широко распахиваю глаза.

– Чем они там занимаются?

Снова приоткрыв занавес, он опускает руку мне на плечо. Перебирает пальцами волосы, и внутри все сжимается, а по коже бегут мурашки и искры.

– Целуются, – рычит он, будто слова вырывают из него силой. Его ладонь скользит к шее едва ощутимым прикосновением.

– Не верю, – шепчу я, пытаясь взять себя в руки и сделать вид, будто он не прижимается ко мне своим восхитительно мускулистым телом.

– Сама посмотри, – говорит он, и его губы касаются уха. Чуть сдвинув занавес, он оставляет небольшую щель, чтобы не нужно было его придерживать.

И да, действительно: у кресел Максин целуется с Карлом. Он невысокий мужчина, слегка полноватый, но свое дело знает – уже держит ее ладонью за грудь.

Так держать, Карл!

Мысли путаются, и все равно я умудряюсь пробормотать:

– Она распустила волосы, а у него потрясные бакенбарды. Капец, он ее еще и раздевает!

– Им явно весело, – говорит Нокс и кладет руку мне на бедро, словно оно его так и манит.

Я с завистью наблюдаю за Карлом и Максин, которая тихо вздыхает от ласк. Он двигается губами ниже, обхватывает сосок – и я ругаю себя, потому что представляю, как Нокс вытворяет это со мной.

– Нравится за ними подглядывать? – шепчет тот.

– Вполне возможно. – Я сдаюсь, прижимаюсь к Ноксу и ощущаю, как наливается его член. Откинув голову, укладываю ее ему на плечо.

– Твою мать, Тюльпан, что ты со мной делаешь? – бормочет он, крепче сжимая ладонями бедра.

– Ничего, – выдыхаю я.

– Ты меня убиваешь, – хрипло говорит он мне на ухо. А потом проводит языком по самому кончику, прикусывает, и из горла вырывается стон.

Тут же мы замираем; Максин озирается, вглядываясь в темноту зала, будто чувствует наши взгляды.

– Ну вот, теперь нас поймают, – шепчет мне Нокс.

– Это ты меня укусил! – бормочу я, часто дыша от волнения и страха.

– Нравится такое, Тюльпан?

– Да. – Закрываю глаза. Как бы сейчас хотелось увидеть, какое на его лице выражение…