Дорогая, я дома

Просыпаешься – и не знаешь, где ты. В лицо впивается цепенящий холод, я вглядываюсь в сумрак, такой оглушающе cерый после ярких огней, изучаю обои, белый ободранный подоконник, и воспоминание о том, где я на самом деле, тяжело вертится в голове, всего какую-то секунду, но эту секунду так хочется продлить. Все обрывается, мыльный пузырь сна лопается, мокрые брызги – ты в Белоруссии, на окраине Минска, сейчас зима, в Европе кризис, «Порше» принадлежит китайцам, а Вальтер мертв, его убили несколько лет назад.

Комната холодна, как игла, батареи не греют, и поэтому каждое пробуждение – пытка. Одеяла пахнут скверным стиральным порошком, хотя в Германии я пользовался тем же самым. Может, его делают в Москве по лицензии, а может, все дело в местной воде – жесткой, словно липнущей к коже, после нее ужасно чешешься.

Комната светлеет – на обоях жуткие тропические цветы, на подоконнике цветы настоящие – скукожившиеся, увядшие фиалки. Дотягиваюсь рукой до шаткого выключателя – под потолком вспыхивают несколько лампочек, развешанных на хромовой завитушке. Желтый свет. Надо вставать и идти в ванную.

Меня всегда поражало претенциозное убожество квартиры – то, что здесь, в Белоруссии, называют евроремонтом. Будто второпях пошитую из синтетических тканей одежду надели на скелет, тут припудрили, там подвязали – и пытаются вытянуть его в общество. Но швы то и дело расходятся, ткань прорывается – и наружу вылезают голые кости.

Бегу по холодному коридору в душ, первым делом смываю из ванны с джакузи штукатурку, нападавшую за ночь с трескающегося потолка. Потом залезаю сам. Вода такая горячая, что вокруг поднимается парной туман. Это хорошо. Не будет видно ржавеющих хромовых шкафчиков, вьющейся по стенам сырости, зеркала с отбитым углом.

Раньше я не мог себя заставить лезть под эту воду, теперь привык. Впрочем, я моюсь под душем, ванну, пусть даже с джакузи, я тут еще ни разу не принимал. Зато здесь есть встроенный приемник, я включаю его и под русскую унцу-унцу намыливаюсь немецким гелем для душа и тщательно скребусь немецкой, привезенной мочалкой.

В этой квартире живут немецкие дипработники – с тех пор как консульский отдел отмежевали от посольства и перевели из центра Минска на самую его окраину. Многоэтажка, построенная недавно, но уже кажущаяся древней, – в ней жил мой предшественник, шутник, развесивший на стенах длинного коридора около десятка портретов Николая Лукашенко, нынешнего президента. Он купил в эту квартиру пару предметов мебели, оставил после себя пожелтевший электрический чайник, огромную чашку в цветах белорусского флага, коллекцию бутылок из-под виски на подоконнике. «Я здесь ненадолго», – думал он, вздрагивая от холода на кухне, проглатывая растворимый кофе, повязывая галстук перед оправленным в позолоченную рамку зеркалом в коридоре, снимая ворсинки с пиджака, запахиваясь в шубу, выходя на улицу. «Я здесь ненадолго», – повторяю я за ним, надевая пальто. Шубу мой предшественник тоже оставил здесь – наверное, не мог себе представить этот боярский наряд на улицах Гамбурга или Мюнхена. Я не выбрасываю ее, потому что она, наверное, дорогая, но ни разу и не примерил – я не ношу на себе мертвых животных. Мне надо всего лишь пройти несколько шагов по выстуженному коридору до лифта, потом спуститься вниз и – сделать пару десятков шагов по снегу до машины.

Сон, думал я, пока заводил машину, в салоне которой пахло яблоком и кожей, какой был сон… Руль поскрипывал под перчатками, пока я разворачивался по сплошной ледяной корке двора, нацеливался в брешь между домами. Машины нам меняли раз в три года, они не успевали состариться. Большой и тяжелый, как крейсер, мой девятый «БМВ» грузно входил в поворот, строился в ряд, замирал на светофоре – десять минут езды до консульского отдела.

Дорогу, припорошенную снегом, в облаках собственного дыхания переходили люди, в шубах и ватниках похожие на неповоротливые мешки. Многоэтажки чернели огромными гнилыми зубами, в белесом воздухе висело опустошение, и весь пейзаж напоминал военный репортаж из блокадного города. Эти люди каждый день здесь живут, думал я, глядя на исчезавших за поворотом, в подворотнях, дверях магазина прохожих, включал передачу, трогался с места. Я здесь ненадолго.

У консульства, приземистого двухэтажного здания, обнесенного железным забором, уже стояли люди. Закутанные в выцветшие тряпки женщины и мужчины, некоторые – с пластиковыми пакетами из ALDI и LIDL в руках, такими странными здесь, в этой стране. У высокой девушки в шубе и белой шапочке был даже KaDeWe – она стояла в хвосте очереди, собиралась, видимо, получить визу для очередного шопинг-тура. На верхушке ворот замигал оранжевый проблесковый маячок, створка двинулась вправо – охранник увидел меня и пропустил. Заезжая, я увидел пожилого мужчину в шапке-ушанке, размахивавшего анкетой и пытавшегося пройти в ворота вместе с моей машиной. Рослый парень в камуфляже загородил ему дорогу и тяжелой рукой в перчатке показывал на очередь.