Дорогой Эван Хансен

Реакция лесника Гаса оказалась лучше, чем отношение к случившемуся моего отца. Когда я разговаривал с ним на следующий день, он начал рассказывать о своей старшей падчерице Хейли, сломавшей кисть в прошлом году. Папа поведал, как быстро она зажила и Хейли снова стала играть в спортивные игры. Если он пытался сделать так, чтобы я почувствовал себя лучше, то у него это не получилось. Я бы предпочел какие-нибудь другие слова. Он мог высмеять меня, потому что я такой неуклюжий, или высказать сочувствие простым «хреново», или же рассказать о переломе, который был у него в детстве. А про Хейли мне тогда слушать не хотелось.

– Я оставил маме сообщение, – сказал я леснику Гасу. – Думаю, она на занятиях. – По какой-то случайности в тот день, когда мы приехали в больницу, ее там не было. Помню, что почувствовал большое облегчение по этому поводу.

Я не видел лесника Гаса со времени окончания практики. Я проводил с ним по пять дней в неделю в течение двух месяцев, а теперь у нас нет общих дел. Не знаю. Мне кажется, это немного неправильно. Мы были одной командой, а теперь он, наверное, обучает нового стажера.

Включаю экран компьютера. Можно послать леснику Гасу письмо и спросить, как у него дела. Но, учитывая, что он очень редко выходит в интернет, увидит он его, вероятнее всего, только через несколько недель. Я пытался уговорить лесника Гаса завести профиль в соцсети, но ничего особо хорошего из этого не получилось. Он живет как бы вне общества и считает, что технологии это самое общество разрушают. Кроме того, если я стану расспрашивать, как у него дела, он поинтересуется моими.

* * *

Тем вечером я пытаюсь сделать часть домашних заданий до ужина и тут замечаю в почтовом ящике новое электронное письмо. Тема: Спасибо тебе. Открываю письмо и обнаруживаю, что его написала Синтия Мерфи. Ее имя на какое-то мгновение ослепляет меня. Почему я дал им свой настоящий адрес? Мне тоже нужно было создать фальшивый аккаунт.

Начинаю читать:

Дорогой Эван,

Мы получили конверт с письмами. И не можем выказать, насколько благодарны тебе за то, что ты доверился нам и прислал вашу частную переписку. Эти письма, конечно же, обрисовали нам тот образ Коннора, очень скрытый, который мы с трудом соотносим со своим сыном.

Ты упомянул о том, что на самом деле писем больше. Мы были бы благодарны тебе, если бы ты прислал нам что-то еще по твоему выбору, когда сможешь. Читать эти письма – все равно, что видеть Коннора живым, и какая-то часть меня хочет растянуть это ощущение навсегда.

Хочу попросить тебя об одном одолжении. Нет ли у тебя писем, в которых была бы информация о злоупотреблении Коннором наркотиками? В частности, упоминал ли он когда-нибудь имена людей, которые снабжали его запрещенными веществами? Не мог бы ты проверить это? Разумеется, муж думает, что я попусту трачу время, но я буду крепче спать по ночам, зная, что ты все внимательно просмотрел и можешь подтвердить, что ничего такого в письмах не было.

И наконец, когда мы снова увидим тебя? Ты свободен завтра вечером? Мы хотели бы, чтобы ты опять поужинал с нами.

С большой любовью,

Синтия

Писем, которые я им отдал, оказалось ей мало. Она хочет еще. Это никогда не кончится.

Имена? Почему она спрашивает меня об этом? Чтобы сообщить полиции? Вряд ли она собирается посылать этим людям подарочные корзины. Нет, она хочет расплаты. Так я интерпретирую этот текст, а в литературных вопросах, в отличие от многих других, я чувствую себя уверенно. А еще я не сомневаюсь вот в чем: появление Синтии Мерфи в полиции – это худшее, что может произойти.

На моей тумбочке рядом с нетронутой пачкой проспектов стипендий за эссе стоят две бутылочки. Одна с водой, другая с лекарством. Глотаю таблетку и запиваю ее. Закрываю глаза и жду, когда она подействует. Мои плечи расслабляются, дыхание замедляется, сейчас произойдет перезагрузка.